Богдан Сушинский - Флотская богиня

— Насколько я смыслю в подобных делах, госпитальер, встреча ваша прошла на высоком интеллектуальном уровне.

— Это как? — машинально спросила Гайдук, все еще пребывая под впечатлением от беседы с подполковником. Взгляд ее блуждал где-то в районе выхода из усадьбы, словно девушка ждала, что по какому-то побуждению мужчина вернется или хотя бы помашет ей рукой, ведь, уходя, Гребенин даже не оглянулся.

— Разговор ваш длился долго и, по-моему, совершенно непринужденно. Сама видела.

— А почему ты видела это? Зачем? Думаешь, подполковник не заметил, как ты подсматриваешь? Из-за тебя мы оба чувствовали себя неудобно.

— Во-первых, не подсматривала, а своим присутствием подбадривала тебя. Лучше скажи: он хоть немного рассказал о себе?

— Разница в возрасте у нас двадцать лет. Все остальное, что он говорил во время встречи, меня уже попросту не интересовало.

— Скажи честно: если бы эта разница составляла тридцать лет, тебя это остановило бы?

Застигнутая врасплох, Евдокимка на несколько мгновений замерла, а затем, закрыв глаза и блаженно улыбаясь, решительно повертела головой:

— Нет, уже не остановило бы! Даже если бы сорок! Теперь, после сегодняшнего разговора, меня уже ничто не способно остановить.

Узнав, что Гайдук вернулся на службу на «бесхозной», по существу, машине, которая крайне нужна была их отделу; да к тому же с немецким диверсантом и с захваченными у него документами, Шербетов от удивления лишь развел руками.

— У меня тоже для тебя новость, Гайдук, — среднего роста, кряжистый, с большой головой, посаженной прямо на плечи, полковник казался до анекдотичности неуклюжим. Трудно даже было представить себе, каким образом он сумел и «на срочной» какое-то время послужить, и окончить военное училище, а затем стать слушателем академии. — До ордена дело пока что не дошло, однако приказ о присвоении тебе звания подполковника уже подписан. Отставить, — упредил он проявление Дмитрием благодарности. — Стол, который ты накроешь по поводу повышения, отложим до Харькова.

— Будет исполнено!

— Кстати, оттуда я сразу же отбываю в Москву. Старшим оставлю тебя.

— Существует предположение, что оттуда вы уже вернетесь генералом.

— Постучим по дереву, — несколько раз сильно и глухо ударил себя Шербетов кулаком по лбу. — И больше к этой теме не возвращаться, есть разговоры поважнее. Тут вот какой финтиклёш вырисовывается… — это свое любимое словечко «финтиклеш» Шербетов всегда произносил с очень мягким шипящим звуком на конце, наподобие того, как его произносят одесситы. — Нашим отделом усиливают службу, которая займется заброской разведывательно-диверсионных групп за линию фронта. Причем это будут как оперативно-тактические группы — в помощь конкретным организациям подпольщиков; так и стратегические, с консерваций в условиях войны или же с активным врастанием во вражеские структуры… Словом, ты понимаешь… И в этом смысле твой первый контакт с врагом нам очень пригодится.

— Но вы предупреждали, чтобы сам факт того, что я был в окружении…

— Ситуация изменилась, майор. Пардон, теперь подполковник. Сейчас об этом уже можно говорить, потому как этот факт работает на твою подготовленность к нашему общему делу.

— Но этого, я так понимаю, маловато.

— Естественно. Не знаю, придется ли тебе самому уходить за линию фронта, но, как меня уже предупредили, агентуру мы должны взращивать. А значит, придется работать с пленными немцами, с людьми, ранее имевшими родственные и прочие связи в белогвардейском мире… К слову, уже известно, что генерал Деникин отказался возглавить белогвардейские формирования из русских эмигрантов, которые бы воевали в союзе с германцами. Вот такой финтиклёш вырисовывается.

— А ведь это решение Деникина может оказаться очень важным для политической ориентации многих бывших белогвардейцев и сочувствующих им.

— Теоретически — да. Только нам с тобой сей фактец пока что ничего не дает.

— Как сказать, — теперь уже по-настоящему загорелся Гайдук. — Насколько мне известно, вы долгое время занимались Белым движением и его связями с эмигрантскими организациями.

Полковник уперся своими рыжеволосыми кулачищами в столешницу так, что, казалось, вот-вот сорвет ее или же опрокинет вместе со столом:

— Это ты, подполковник, к чему?

— Вам когда-нибудь приходилось слышать о таком русском царском генерале от инфантерии — Подвашецком? Генерал-адъютант императора Владислав Подвашецкий… О чем-нибудь говорит?

— Может, и заговорит. Вопрос: к чему подобные выяснения? — недоверчиво просверлил Шербетов подполковника взглядом своих миндалевых, по-азиатски раскосых глаз. — Будто не знаешь, что знакомство с царскими и белыми генералами у нас никогда не приветствовалось?

— Но этот вопрос — как раз по сути нашего разговора.

Полковник слегка съехал со стула, потому что только так мог запрокинуть голову и упереться взглядом в потолок — то есть принять позу «армейского мыслителя». Затем он вдруг подхватился и с необъяснимой для своей комплекции прытью метнулся к сейфу, порылся там и, отыскав нужную папку, извлек из нее несколько скрепленных листиков.

— Да, был такой. Пребывает в списке тех, кто подлежал выявлению и немедленному аресту.

— И что о нем известно?

— А что может быть известно? Еще относительно молодой, из тех, из ранних, генералов, которые в четырнадцать уже получали чины прапорщиков или корнетов. Аристократ польско-российских кровей. Правда, в Белом движении в России участия не принимал… Зато нагло метил на польский трон. Или в президентское кресло, поскольку Речь Посполитая к американской форме правления, видите ли, склонялась.

— Даже так? Он мог претендовать на трон?

— Причем вполне обоснованно. Поэтому у российского двора на него тоже виды были. Если уж возводить кого-то на польский трон, то своего, соответственно обработанного.

Гайдук вспомнил об Анне Альбертовне. Сама принадлежность этой женщины к роду человека, способного претендовать на корону, как-то сразу же подняла ее в глазах новоиспеченного подполковника.

— Обычная имперская политика, — согласился Гайдук.

— И не только имперская. Просто политика. Судя по всему, император для того и приблизил его к себе, чтобы в нужный момент предложить его полякам — такой вот финтиклеш вырисовывается. Не исключено, что генерал до сих пор жив, но это мы уточним.

— Он в Белом движении участия действительно не принимал, потому как в роли военного атташе оказался в Париже, а затем, сразу же после окончания мировой войны, — в Лондоне. Вопрос: это правда, что он был адъютантом императора?

— Судя по документам — да, числился. Ты так и не объяснил, каким таким финтиклёшем судьба генерала Подвашецкого касается нас с тобой?