В. Яковлева - Ради жизни на земле (сборник)

Это отсюда он ровно два года назад — октябрьским днем 39-го — уходил на флот. Стал курсантом военно-морского училища. Там же в Ленинграде, где он учился, избрали молодого коммуниста вожаком комсомольской организации батальона. Их выпустили досрочно: сгущались над нашей страной тучи войны. Так и оказался Григорий опять на родном море, теперь холодном, неспокойном.

— Отдать концы! — прозвучала команда.

— Шапки долой! До свидания, Одесса! Жди, мы вернемся! — прокричал тот же зычный голос.

Это было в ночь на 16 октября. О ней напишет много лет спустя тогдашний Наркомвоенмор Н. Г. Кузнецов:

«Шестьдесят восемь дней героической обороны Одессы остались позади. Впереди были еще самые тяжелые испытания как для ее бывших защитников, так и для всей страны. Но главное состояло в том, что у советских людей росла вера в победу, а надежды гитлеровцев на молниеносную войну с каждым днем таяли, хоть их армии и были еще сильны.

Подвиг моряков-черноморцев, воинов Приморской армии и жителей Одессы, подвиг всех, кто оборонял ее, — одна из ярчайших страниц истории Великой Отечественной войны…»

В этот подвиг внесли свою лепту Григорий и его славные товарищи, с гордостью носящие на груди медаль «За оборону Одессы».

…А враг рвался дальше. Смертельная угроза нависла над Севастополем. И пассажирский черноморский теплоход «Абхазия», ставший в суровую пору войны санитарным транспортом, шел на подмогу славному городу. Это был уже не первый рейс с того самого дня, когда началась беспримерная в истории двухсотпятидесятидневная эпопея Севастополя.

Поздним декабрьским вечером, приняв на борт несколько тысяч красноармейцев и командиров, а также снаряды и продовольствие, корабль покинул новороссийскую бухту. Курс — Севастополь. С суши, воздуха, моря рвется к Севастополю озверелый враг. Город ждет подкреплений. Единственный путь к нему, окруженному фашистским кольцом, — морской.

— Гляди в оба, старшина! — бросает Грише стоящий на мостике старший помощник капитана Заикин.

Звучит это не командой, скорее, напоминанием. Но Гриша и без того знает — иначе нельзя: и его «Абхазия», и другие корабли что ни день подвергаются атакам фашистских бомбардировщиков и торпедоносцев, в море шныряют гитлеровские подлодки, немудрено попасть в расставленные врагом минные ловушки.

…Уже при подходе к берегу сильный и резкий толчок потряс «Абхазию»: рядом с ней взорвалась магнитная мина. Она вывела из строя сердце корабля — машинное отделение.

Команда БЧ-5 во главе с инженером-механиком А. А. Тарлецким отремонтировала машину, и с помощью лоцмана транспорт вошел в порт. Тогда же на рассвете войска высадились на берег, и час спустя началась погрузка раненых. Григорий помогает врачам и санитарам принимать раненых, а сам то и дело поглядывает на город.

— Вон видишь, — показывает ему дружок, пулеметчик Саша Соколов, коренной севастополец, — видишь: то Меккензиевы горы. Там как раз и наступают фашисты. Там и бьются сейчас братишки. Ох, тяжело, Гриша.

И старшина переводит взгляд направо, затем налево, поднимает его, следуя указаниям друга. Вокруг нескончаемый гул, над городом идет воздушный бой, неподалеку рвутся снаряды. А «Абхазия», приняв тех, кто еще вчера пролил кровь за родную землю, подождет до темноты и уйдет в открытое море навстречу риску и опасности.

Так день за днем, ночь за ночью. Рейс за рейсом. Севастополь, осажденный, но не сдающийся, израненный, окровавленный, но гордый и непреклонный, ждет помощи с Большой земли. И снова несет вахту экипаж транспорта, медицинский персонал. И снова возвышается на мостике фигура стройного и широкоплечего, с обветренным сосредоточенным лицом старшины сигнальщиков. Снова в поход. В опасный рейс, навстречу стервятникам с черно-белыми крестами, подлодкам, минам.

— Слышал, Гриша, — это к старшине подошел Женя Волковинский, политрук БЧ-5, внешне скромный, будто и несмелый, а когда требуется — один из храбрейших в команде. — В штабе рассказывали, будто Гитлер специальный приказ издал: потопить наш транспорт во что бы то ни стало. Ну мы еще посмотрим, как им это удастся…

Григорий молчит. Он несет боевую вахту. От него, как и от его товарищей-сигнальщиков, зависит многое. И судьба тех тысяч красноармейцев и краснофлотцев, что идут сейчас на защиту черноморской крепости. И тех, кого транспорт «Абхазия» должен завтра снять с берега, — раненых бойцов и командиров, снять для того, чтобы некоторое время спустя они вновь взяли в руки оружие…

— О чем задумался, старшина? — прервал раздумье знакомый голос. Это подошел комиссар «Абхазии» Шульгин. Гриша, как и большинство членов экипажа и медиков, уважал Николая Захаровича. Был комиссар человеком душевным, неохочим до пышных речей и нравоучений, простым, требовательным и правдивым. Сейчас взгляды их встретились, и сразу же оба посмотрели в сторону берега. Там, не так уж далеко от них, маячила огромная светложелтая полоса — горел Севастополь. Там бесновалось пожарище. Гудела земля от грохота снарядов и бомб. Корабль уходил на Батуми.

— Так о чем грустишь, Григорий? — переспросил комиссар.

— О многом… О Севастополе нашем, о хлопцах этих вот, — он показал на раненых. — Нам бы туда, где они побывали, в Севастополь, на защиту его!

— А мы разве не защищаем его? Что ни день — со смертью в обнимку ходим. Войска на подмогу везем, раненых спасаем!

— И то правда, — признал Григорий.

Он вспомнил тот суровый зимний день. Кажется, девятого января. Бушевавшая накануне снежная буря к утру приутихла, и в ясном морозном воздухе, пронизанном лучами солнца, сигнальщики увидели шедшие в сторону Южной бухты самолеты. Стервятники направлялись бомбить стоявшую у Графской пристани «Абхазию».

Произошло все так неожиданно, что изготовившиеся к бою артиллеристы даже не заметили, как вздрогнул, а затем резко покачнулся корабль. Уже стреляя, они не обратили внимания на то, что подошедшая к транспорту для приема продуктов огромная баржа, оказавшись в центре бомбового удара, исчезла в морской пучине, унося с собой членов ее экипажа. Спасать тех, кто еще находился на поверхности воды, бросились «абхазцы», в их числе погибший позже Женя Волковинский. Каким-то чудом «Абхазия» осталась невредимой.

И еще. Тогда же, в январе, во второй половине. В полночь. Транспорт держит курс на Севастополь. Играет, беснуется снежная крутоверть. Она будто непроницаемым щитом закрывает «Абхазию» от всего мира. Сквозь порывы ветра радист едва улавливает сигналы Севастополя и Большой земли:

— «Абхазия», «Абхазия!»

А она молчит, не может отвечать, чтобы не раскрыть врагу свое местонахождение. Она мечется в открытом море, маневрирует, ловко уклоняясь от торпедных атак врага, одна, без защиты эскорта, ушедшего куда-то в сторону. И все же выполнила свой долг, на третью ночь пришвартовавшись в порту назначения.