В. Яковлева - Ради жизни на земле (сборник)

Конечно, перед такой поездкой надо собраться с мыслями. Но тогда он не смог бы участвовать в учениях, посвященных отработке очень трудной задачи. И Воронов, незадолго до учений получивший назначение на новую должность, отклонил предложение командира освободить его от тяжелой многодневной работы.

На учениях, как и в памятном бою со шпионским самолетом, Михаил Романович действовал с полным напряжением своих сил и успешно справился с возложенными на него обязанностями.

Скупой на похвалы генерал о действиях Воронова сказал на разборе так:

— К подполковнику Воронову претензий нет. Работал превосходно.

…За окном вагона промелькнула похожая на скворечник будка путевого обходчика. Недалеко от нее стоит стожок сена. А за ним плывут, чередуясь, золотые перелески и поля среднерусской полосы.

Воронов попытался вспомнить, где и когда видел точно такую картину. Да здесь же прошлым летом, когда ехал в отпуск… Только леса и поля были еще совсем зелеными.

И заработала неуемная память… После нескольких дней, проведенных в Москве, за один час оказался в Ленинграде, в кругу фронтовых друзей.

Мысли перенесли Михаила Романовича в один из ленинградских домов на проспекте Пархоменко.

…Увлеченные разговором, гости даже не заметили, как исчез из-за стола Валентин Ершов. В комнате осталось семеро друзей — три женщины и четверо мужчин. Вот белокурая Лидочка, теперь, конечно, Лидия Емельяновна, жена подполковника Ершова. Во время войны она командовала отделением связи. А боевая подруга Игоря Примака, тоже Лидия и тоже светловолосая, будто насквозь просвеченная солнцем, была на фронте прибористкой. Мать двух дочерей, она работает ныне завучем средней школы.

Михаил Романович невольно улыбнулся: в памяти возник тогдашний образ жены Валюши, которая была на фронте третьим номером орудийного расчета. Память сохранила даже ее звонкий, ни с каким другим не сравнимый голос. «Двадцать восемь, двадцать девять, тридцать!» — выкрикивала она, пунцовая от напряжения. Шутка ли — перекричать горластых парней, да еще под бомбежкой!

Среди встретившихся в Ленинграде подруг-фронтовичек старше всех по чину была хозяйка квартиры Берта Иосифовна. Она возвратилась с войны старшиной.

— Начальник штаба, подать салатницу! — нарочито громко отдает она распоряжение мужу. Яков Милявский с готовностью солдата вскакивает с места, выполняет приказание, а потом говорит:

— Я ж теперь, братцы, в адъютантах у королевы ленинградских мод. Попробуй ослушаться…

«Королевой мод» он называет свою жену не без основания: та работает в ателье женского платья.

— Это он только при вас такой послушный, — жалуется «королева мод» фронтовым друзьям.

Вдруг гаснет свет.

— Что случилось?

— Неужели перегорели пробки?

— Спокойно! Это я их выкрутил, — послышался из коридора голос подполковника Ершова. Потом он чиркнул спичкой, и все увидели в его руках самодельный светильник — стеариновую коптилку, сделанную из гильзы.

Трепетный язычок пламени фронтовой коптилки по-новому осветил и стол, и уютную комнату. Лица всех участников встречи стали суровее, строже. Огонек напомнил бывшим фронтовикам их тревожную боевую юность.

Подполковник Ершов, довольный своей выдумкой, занял место тамады и предложил поднять бокалы за виновника торжества — Михаила Воронова. Кто знает, свиделись бы друзья, если бы не сбил он Пауэрса? Разъехались после войны зенитчики кто куда, растеряли друг друга. И вдруг — на весь мир: уральские ракетчики сбили шпионский самолет! Бывшие сослуживцы Воронова увидели среди награжденных его фамилию и, конечно же, сразу вспомнили своего фронтового товарища.

8 мая 1960 года Валентин Ершов, бывший комсорг зенитного дивизиона, в котором служил Воронов, против двери своего кабинета в политуправлении округа повесил листовку-молнию. Точно такие листовки он выпускал на фронте после каждого боя с фашистскими бомбардировщиками.

И полетели письма на Урал со всех концов Союза. Фронтовые друзья от души поздравили Михаила с наградой. И почти в каждом письме выражалось горячее желание однополчан собраться вместе хотя бы на часок, чтобы вспомнить боевых товарищей, поговорить о послевоенной жизни.

И встреча состоялась. Правда, собрались далеко не все. Но семеро фронтовиков из одного отдельного зенитного дивизиона, да еще во главе с начальником штаба, — это же боевая единица!

Девятнадцать лет прошло с тех пор, как отгремели в вечернем небе Москвы залпы салюта Победы.

Девятнадцать возрастов солдат сменилось за эти годы на постах у боевых знамен полков и дивизий, которым Родина приказала оберегать мирный труд советских людей.

В годы войны неприметной, крошечной каплей считал Воронов свою зенитно-артиллерийскую батарею в числе множества батальонов, дивизионов, полков и дивизий, сосредоточенных накануне битвы под Курском.

Он и теперь говорит:

— Мы в тылу были: прикрывали город и станцию Курск. В рукопашных не сражался, со связками гранат на танки не ходил. Под бомбежками? Был, конечно. Кто же из зенитчиков под ними не был? Тут геройство невелико: появились самолеты — стреляй. Улетели — отбой, приводи в порядок батарею, девчат подбадривай, которые составляют половину личного состава.

Но они прикрывали единственный железнодорожный узел, через который шли на фронт эшелоны с танками, орудиями, боеприпасами, продовольствием. Гитлеровцы знали, что если им удастся вывести из строя этот узел, будет нарушено снабжение наших войск, и потому не жалели ни бомб, ни самолетов. И пока на Курской дуге шла битва, пикирующие бомбардировщики то и дело налетали на станцию, с ожесточением бомбили ее. Обливаясь потом и кровью, Воронов и его товарищи бились за родную землю и в Курске, и во многих городах.

В дни работы XXII съезда Михаил Романович не раз вспоминал свои фронтовые и послевоенные будни. Здесь, в Кремлевском дворце, перед ним еще яснее открылись горизонты борьбы нашего народа за счастье.

Многие цифры, которые услышал Воронов в выступлении маршала Малиновского, были известны ему и раньше, но в тот момент они звучали особенно внушительно. Оттого, наверное, что оглашались на весь мир: пусть знают все сумасшедшие, планирующие военное нападение на нас и на наших друзей, с какой грозной силой им придется иметь дело.

Маршал подчеркнул, что Центральный комитет партии проявлял и проявляет особую заботу о противовоздушной обороне страны, в результате чего за последние годы вооружение, а также организация войск ПВО коренным образом изменились.

«Да, изменились, — подумал Воронов. — В минувшую войну на уничтожение самолета противника зенитной артиллерией расходовалось в среднем 400–600 снарядов. Современный же самолет, обладающий огромной скоростью и высотой, вдвое превышающий высоты, достигаемые снарядами зенитных орудий, может быть сбит одной или в крайнем случае двумя ракетами.