Георгий Брянцев - Конец Осиного гнезда (Рисунки В. Трубковича)

— Вы знаете Саврасова?- спросил я.

— Нет.

— А где обитает капитан Гюберт?

Брызгалов назвал небольшой районный город,оккупированный гитлеровцами. Но Гюберт живет не в самом городе, а примерно в километре от него, в лесу, в бывшем детском санатории. В распоряжении Гюберта имеется небольшой штат из двадцати-двадцати пяти человек,и среди них двое русских. Фамилий их Брызгалов не знает.

— Может быть, знали, но забыли? — спросил Коваленко.

— Совсем не знал, — ответил Брызгалов.- Мне с ними не разрешали…

— Сколько времени вы пробыли в резиденции Гюберта?

— Восемь месяцев. С декабря прошлого года. И никуда не выходил. Вся территория обнесена колючей проволокой в три ряда,круглосуточно охраняется, подходы заминированы. У них там все свое: и кухня, и баня, и радиостанция, и электродвижок…

Он докурил цигарку до самых губ, аккуратно положил окурок на пол и затоптал ногой.

— Что вы должны были сказать Саврасову при встрече?- спросил я.

— Ничего.

— То есть?

— Вначале ничего. Я должен был показать ему вот этот кусок фотокарточки, и все.

— А потом?

— А после того как Саврасов мне покажет вторую половинку, сказать ему: «Шифр 17 апреля».

— Что это значит?

— Не могу знать. Капитан Гюберт не сказал мне об этом ничего…

— Выкладывайте все!- жестко сказал Коваленко, глядя прямо в лицо парашютисту.

Брызгалов рассказал, что он обязан был выслушать Саврасова, хорошенько запомнить все,что тот скажет,и,не теряя времени, возвратиться с докладом к капитану Гюберту. Капитан в ближайшее время не намерен переносить свою резиденцию,по крайней мере, к такому заключению пришел Брызгалов. Возможно, что Саврасов снабдит его новыми документами, командировкой в прифронтовой район. Возвращаться Брызгалов должен через линию фронта на том участке, где ему указано. Он назвал это место. При встрече с первым же гитлеровцем надо сказать пароль: «Ахтунг, панцер!», что в переводе означает: «Внимание, танки!», и потребовать, чтобы его доставили к гауптману Гюберту. На участке передовой, где обусловлен переход, пароль, данный Гюбертом, будет известен командирам германских частей.

— А кто вас свел с Гюбертом?

— Он сам приехал в штаб танковой дивизии и забрал меня,- ответил Брызгалов. — Нас сопровождала охрана и солдаты фельджандармерии.

— И Гюберт сразу отвез вас в свою резиденцию? — спросил я.

— Нет,- ответил Брызгалов.- Меня еще месяца два держали в кутузке жандармерии.Вытребовали из Бреста сохранившиеся судебные дела, все проверяли. Гюберт время от времени приезжал беседовать со мной, а в декабре забрал к себе.

Прошло три дня. Ничего нового Брызгалов не рассказал. Подполковник Фирсанов позвонил в Центр. Выслушав его, Центр предложил допросы временно прекратить и сообщил,что на днях к нам вылетит полковник Решетов. Кто такой Решетов- никто у нас не знал.

Полковника мы встретили утром на фронтовом аэродроме.Это был рослый хмурый человек, судя по его выправке- в прошлом строевик. Представившись и поздоровавшись с нами, он уселся в машину рядом с шофером, наклонился вперед к ветровому стеклу и молчал всю дорогу до штаба. Я сидел сзади, и в глаза мне бросилась одна особенность: правой рукой Решетов все время старательно массировал кисть левой. Эта кисть была заметно бледнее правой, суше и помечена большим белым рубцом, идущим по тыльной стороне.

В рабочей комнате Фирсанова он уселся на маленький жесткий диванчик, прижавшийся к простенку между окнами, расчесал свои густые волосы и расстегнул воротник гимнастерки.

— Садитесь, товарищи,- сказал он нам- подполковнику Фирсанову, майору Коваленко и мне.

Его спокойное хмурое лицо со сросшимися на переносице бровями казалось утомленным.

Пауза затянулась. Полковник курил. Мы ждали.

— Где парашютист?- спросил наконец Решетов, потирая больную руку.

— Во дворе, рядом,- ответил Фирсанов.

— Где его лучше допросить: там или здесь?

— Только у меня, там негде.

— Распорядитесь, чтобы его привели,- приказал Решетов.

Я, как младший по званию, вышел и через несколько минут возвратился с Брызгаловым.

За эти дни Брызгалов немного отошел,отдохнул,глаза его, тогда, при первом знакомстве в колхозе, показавшиеся мне очень маленькими, теперь как бы увеличились и смотрели с некоторой наглецой, словно он уже считал себя в полной безопасности.

— Садитесь,- бросил ему полковник.

Брызгалов осторожно сел.

Решетов несколько секунд молча смотрел ему в глаза. Брызгалов поежился под его тяжелым взглядом, как жук, наколотый на булавку, потом нервно передернул плечами и уставился в пол.

— Вас готовил к переброске Гюберт?- спросил Решетов.

— Эге… Я уже говорил об этом вот им.- И Брызгалов небрежно кивнул в нашу сторону.

Глаза полковника сузились.

— Встать!- резко сказал он.- Отвечать, как полагается!

Брызгалов вскочил, словно его подбросило сильной пружиной, подтянулся, вытянул руки по швам.

Решетов ставил вопросы громко, четко, отрывисто, не отводя взгляда от Брызгалова.

— Да, капитан Гюберт,- отвечал Брызгалов.- Он готовил к переброске и возил на аэродром.

— Кто сопровождал в самолете?

— Тоже он.

— Еще кто?

— Второй немец.

— Фамилия?

— Не знаю.

— А Саврасова знаете?

— Нет, никогда в глаза не видел.

— А Гюберт Саврасова знает?

Лицо Брызгалова застыло; казалось, в его голове происходит какая-то усиленная работа мысли.

Задержавшись с ответом, он сказал наконец:

— По-моему, не знает.

— Садитесь!- разрешил полковник.- Почему вы так решили?

Брызгалов сел, вздохнул, вытер влажный лоб рукавом пиджака и начал рассказывать. Накануне выброски Гюберт обстоятельно беседовал с ним. В ходе беседы он вызвал к себе незнакомого Брызгалову русского и предложил ему: «Опишите подробнее и точнее наружность Саврасова». Брызгалов считает, что, если бы Гюберт лично знал Саврасова, он бы не передоверил описание его наружности другому.К тому же, когда этот русский рисовал портрет Саврасова, Гюберт спросил его,кто выше ростом- Брызгалов или Саврасов.Русский взглянул на Брызгалова, попросил его встать со стула и ответил, что Саврасов, если и выше, то очень ненамного.

Трудно было предположить, чтобы Брызгалов врал так тонко. К тому же этот вопрос к его личной судьбе не мог, по-видимому, иметь отношения. Из рассказанного можно было заключить, что Гюберт действительно не знал Саврасова.

Это обстоятельство, очевидно, пришлось по душе Решетову. Он чему-то усмехнулся, прошелся по комнате и продолжал допрос:

— Как звали русского?

Брызгалов покачал головой. Этого он не знал. Может быть, при нем Гюберт и называл русского по имени или фамилии, но Брызгалов не обратил на это внимания, не запомнил. За все время пребывания в разведывательном пункте он видел этого русского только два или три раза и знаком с ним не был.