Георгий Брянцев - Конец Осиного гнезда (Рисунки В. Трубковича)

— Сказал командир партизанского отряда.Я был у него. Кольчугин — участник городского подполья. Он прорвался к вам при содействии старшего подпольной группы,а тот работает в управе…У Кольчугина два сына на той стороне. Одного звать Петром, второго- Власом.

— Тут не провокация?

— Что вы! И лесник говорил мне о Кольчугине.

— Какой лесник?

— Связной между партизанами и подпольем.

— Что он говорил?

— Что Фома Филимонович вернейший человек. Его сразу не раскусишь.

«Куда там!» — подумал я и спросил:

— Кольчугин знает, кто я?

— Откуда он может знать? Никто не знает, кроме командира отряда, а он — здешний секретарь райкома.Я было решил встретиться с вами через Кольчугина, но потом не рискнул. Лучше вы сами с ним сговоритесь. Он считает вас предателем, сообщил об этом подполью, и подпольщики уже хотели казнить вас…

— Здорово! Только этого и не хватало… Вас двое?

— Да, я и радист. Это уже второй… Тут целая история…

— Ладно.Это потом.Отстучи сегодня же, что у меня все в порядке, а подробности после беседы. Да… Передай срочно, что между городом и селом Поточным разбазирован авиаполк. Пусть его кроют. Пусть немедленно положат кого-нибудь из наших в больницу под именем Брызгалова. Все. Иди. Дня через три жди мои сигналы. Понял?

— Да, да… А если Кольчугин будет ломаться, вы ему шепните: «Как лес ни густ, а сквозь деревья все же видно». Это их пароль.

— Добре! Иду…

Криворученко отошел.Я «дочитал» обращение до конца, мысленно поблагодарил бургомистра за то, что оно такое пространное,и зашагал домой.

Снег кружил в воздухе, и трудно было определить, откуда он летит: то ли сверху,то ли снизу. Удачная погодка!

В эту ночь я долго не мог заснуть, но теперь уже от избытка радостных мыслей.

Я лежал на койке с закрытыми глазами,в полной темноте. Пурга бесновалась и выла снаружи, возилась в печной трубе, скреблась в окно, а я все думал и думал.

Вначале я мысленно побывал в глухомани, где укрывался Семен с радистом. Успел ли он добраться до места?Хотя в лесу пурга не так страшна, как в степи.Всего двенадцать километров разделяло нас. Но я лежал в теплой комнате, на простыне и подушке, под одеялом, а они?… Они, наверное, жмутся друг к другу в какой-нибудь норе,дрожат от стужи, а над ними темень, вьюга… А может быть,радист отстукивает сейчас ключом, и его точки-тире жадно ловит радиоцентр партизанского штаба.

Потом я постарался суммировать все,что накопил в своей памяти за это время и что необходимо было передать на Большую землю.Получилось немало. Во всяком случае,на первых порах радист будет обеспечен работой по горло. Надо сообщить, что нашелся Вилли, и что Вилли- это и есть гауптман Гюберт, о котором говорил Брызгалов, что Гюбертом руководит полковник Габиш, что я познакомился с Доктором-Шляпниковым, что в район станции Горбачеве выброшен радист Курков,что опустившийся на нашу землю под Каширой Константин- герой и настоящий человек, что, наконец, осиное гнездо, как мы и предполагали, занимается подготовкой и переброской на нашу сторону разведчиков,радистов и диверсантов.

Напоследок мысли мои закружились вокруг старика Кольчугина. Хорош старик! Молодчина! Залез головой по самую шею в пасть зверя и действует! Вот это подлинно русская душа, советский человек!

И теперь мне ясно, зачем он приглашал меня в гости и предупреждал о молчании.Он намерен был передать меня подпольщикам.Только и всего! И получилось бы довольно забавно,особенно если бы меня прикончили. Ну ничего…

При выполнении задачи, которая на меня возложена, такие переплеты не только вероятны, но и вполне естественны.

День выдался морозно-звонкий, с чистым и ясным небосводом. С утра топили баню, и в ней поочередно, в порядке субординации, мылись обитатели Опытной станции. Из банной трубы струился витой столбик дыма. Черные вороны нетерпеливо, с деловым видом копались в куче золы, сереющей на снегу.

В бане хлопотал старик Кольчугин. Но топкой его дело не ограничивалось: Гюберт,Шнабель и Раух использовали старика как банщика, заставляя его натирать себе спины. Гюберт, подчеркивая свое знание России, парился до одурения.

Сейчас Фома Филимонович таскал в баню охапки дров,а я сидел на скамье возле дома и ожидал своей очереди.Ожидал и наблюдал за стариком, обдумывая, как похитрее обставить решительное объяснение с ним.

Кольчугин подошел ко мне и сказал:

— Через полчасика пожалуйте, господин хороший. Знатная сегодня банька вышла. Даже гауптман отблагодарил.

— А спину потрешь?- спросил я.

— Можно потереть.А можно и веничком… березовым веничком.Куда лучше против мочалки. От всяких недугов освобождает.

— Гауптмана ты тоже веничком полощешь? — поинтересовался я.

— Кто что любит, господин хороший.

— А воды хватит?- спросил я, вспомнив, что в прошлый раз мне едва удалось домыться.

— Сегодня всем хватит. Солдаты натаскали. Давайте собирайтесь…

Он зашагал по деревянному настилу к бане, а я отправился к себе за мылом, полотенцем и бельем.

По дороге я заглянул к Похитуну. Он валялся в приступе хандры на своей разрытой, неопрятной постели,ворочался с боку на бок,охал, вздыхал, кряхтел и кашлял.

— Мылись? — поинтересовался я, заранее зная, что он не мылся.

— Делать мне больше нечего!- ответил Похитун и повернулся лицом к стене.

«Грязная тварь!» — подумал я.

Похитун был не в настроении разговаривать. Он вчера выпил всю мою водку и знал,что больше у меня нет. Знал он также, что в банный день я не хожу в город и что рассчитывать на угощение не приходится.Я отправился в баню.

В предбанник, совершенно темное помещение без окон, вместе со мной белым облаком ворвался холодный воздух.В лицо пахнуло теплом.Я захлопнул за собой дверь, накинул цепочку, задвинул защелку и начал раздеваться.

Фома Филимонович, раздетый, расхаживал по бане. В чугунном котле глухо клокотала закипавшая вода. Огонь из печи бросал золотые отсветы на стену и лавку, на которой я сидел. Перегоревшие березовые дрова излучали жар. Приятно попахивало смолой.

— Сейчас мы парку свежего поддадим!- весело объявил старик, когда я перешагнул порог бани.

Я остановился. Фома Филимонович откинул железную дверцу, черпнул большим ковшом воду из бочки, нацелился и плеснул ее на накалившиеся камни. С шипением и свистом мощной струей вырвался сухой пар. Он заклубился под потолком, пополз в предбанник. Я присел на корточки.

— Могу еще подбавить,- сказал Кольчугин.

— Хватит и этого за глаза.

— Тогда пожалуйте,- пригласил старик.

Я нерешительно полез на полку, осторожно ступая на скользкие приступки.

— На гору! На гору!-подбодрил меня Фома Филимонович,видя,что я замешкался на предпоследней приступке.