Олег Сидельников - Одиссея Хамида Сарымсакова

... Поддерживаемый болгарским офицером, Хамид добрался до здания с вывеской: «Комендант порта Варна».

Вошли в холл. Диван, кресла, цветы. Появился комендант, морской офицер, в сопровождении военного врача. Оба с любопытством взирали на «чудом спасшегося советского авиатора». Врач осмотрел гостя, покачал головой, похвалил за мужество.

Разговор шел через того белоснежного поручика или подпоручика.

— Мы вас должны передать в распоряжение военного коменданта города.

— Прошу связаться с советскими дипломатическими представителями.

— Это сделает комендант города.

Приехали в комендатуру. Здесь все по-армейски. Никаких цветов, диванов. Строго, рационально. Множество телефонов, дежурный офицер.

Вошел военный комендант города, грузный мужчина с проседью, в каком-то солидном чине. Комендант порта представил «гостя».

— Мы свяжемся по соответствующим каналам с советским дипломатическим представительством, с нашим военным министерством, — полковник (кажется, полковник) улыбнулся и развел руками. — Но понадобится время. Пока поживете у нас. Да и приодеть вас надобно. После пикирования и трехдневного морского путешествия экипировка ваша, простите великодушно, оставляет желать лучшего.

Молодой штурман улыбался, благодарил за заботы, а сам все думал: да неужто все это наяву?.. Но такое и во сне мне бы не приснилось никогда!

«Гостю» отвели большую комнату, хорошо обставленную. Даже радиоприемник не забыли поставить. Хамид, настроив его на московскую волну, регулярно слушал «Последние известия», «В последний час». Ему было радостно и горько слушать московские передачи. Советская Армия громит на всех фронтах фашистских агрессоров, а он, Хамид, прохлаждается. Ходит в штатском костюме. По вечерам гуляет по городу. И у него просто в голове не укладывается! Варна город портовый, шумный. Никакой светомаскировки. Множество кафе, ресторанов. Целые толпы штатских мужчин. Надо же! И немецких солдат и офицеров невпроворот. Вид у них теперь, правда, неважнецкий. Чувствуют приближение расплаты за свои злодеяния. Военные корабли, которые немецкие моряки привели из Констанцы в Варну, они затопили, а экипажи вылетели «нах Фатерлянд».

Офицеры комендатуры, за редким исключением, относились к «гостю» хорошо. Однажды дежурный офицер пришел к Хамиду в комнату в двенадцать ночи. И в ответ на удивленный взгляд Хамида, пояснил:

— Простите, друг, но мне очень хочется выпить с русским офицером. Болгары не забыли русских воинов, сражавшихся на Шипке, у Плевны, освободивших нас от турецкого ига шестьдесят с лишним лет тому назад. Мой отец долго жил в России. И я люблю Россию.

Поутру Хамид включил приемник. В «Последних известиях» передавали о новых блистательных победах советского народа. И вдруг!.. Сердце екнуло, восторг и грусть в душе... Он услышал: за боевые отличия присвоить 13-й пикировочной авиационной дивизии наименование «Севастопольская»... 29-му пикировочному авиационному полку наименование «Сулинский»!..

Там, совсем недалеко, боевые товарищи воюют, жизни свои кладут, а он, Хамил, прохлаждается. Может, самому попытаться добраться до Софии?.. Исключено. За ним наверняка установлен негласный надзор, да и немецких солдат и офицеров в «нейтральной» Болгарии пруд пруди. Мигом сграбастают.

Наконец тридцатого августа пригласил к себе комендант. Улыбается.

— Лейтенант, у меня отличная новость. Вам выражает сочувствие сам военный министр. Он восхищен вашим мужеством и самообладанием и желает это высказать вам лично.

... Рано утром Хамид в сопровождении поручика прибыл поездом в Софию. Дежурный офицер принял Хамида от поручика под расписку, предложил «гостю» чаю. Хамид отрицательно покачал головой. Офицер удовлетворенно хмыкнул и подал ему стакан. Тут только Хамид вспомнил, что в Болгарии все наоборот: то, что у нас означает отрицание, здесь — согласие, утверждение.

Вскоре Хамида повели к генералу. То был человек лет сорока, плотный, чрезмерно приветливый, в белом кителе без орденов. Хамид, уже несколько разобравшись в «болгарских делах», держался вежливо, но настороженно. Это не поручик, который в конце их знакомства предложил перейти на «ты», не простые люди, искренне любящие русских братьев.

Генерал тоже выразил свой восторг по поводу «мужественного поведения советского авиатора, выстоявшего перед морской стихией». А затем сообщил, улыбаясь ласково, но несколько приторно:

— Мы уведомили о вас советскую дипломатическую миссию. За вами вот-вот должны прийти. Болгария свято соблюдает все международные конвенции и — добавлю еще — мы всегда с глубокой симпатией относились и относимся к великому нашему соседу, который ныне восхищает весь мир своими подвигами и победами.

Сказав еще несколько кудрявых комплиментов в адрес Советского Союза, генерал вызвал адъютанта. Хамида ввели в большую комнату, куда некоторое время спустя вошел темноволосый человек в сером костюме, при галстуке, но без головного убора. И у Хамида екнуло сердце: наш, советский! Он хотел шагнуть к нему, обнять, но замялся.

— Здравствуйте! — сказал, чуть улыбнувшись, человек в сером костюме.

Хамид ответил. Губы у него дрожали, на глаза навернулись слезы счастья, восторга. Наконец-то!..

— Вы летчик со сбитого советского пикировщика?

— Да. Тогда пойдемте, товарищ.

Товарищ!.. Кажется, целый век Хамид не слышал этого прекрасного слова.

В миссии таких, как Хамид, оказалось еще пятнадцать человек. Главным образом летчики, сбитые над территорией, занятой противником, несколько матросов с лидера «Москва», потопленного, точнее — подорвавшегося на минном поле во время артобстрела Констанцы еще в сорок первом году. Эти люди, прошедшие в плену все круги ада и сумевшие все же бежать, теперь ожидали отправки на Родину. Особняком держался невзрачный тип — скуластый, лицом темный, с неприятными бегающими глазками. О нем ходили жуткие слухи: будто он в немецком концлагере помогал уничтожать военнопленных.

Хамиду отвели отдельную небольшую комнатку, тут же накормили. С каким наслаждением парень уписывал за обе щеки наваристый борщ, пшенную кашу! Все родное, как в полку.

После обеда товарищ в сером костюме сообщил:

— С вами будет беседовать поверенный в делах.

Глава миссии, симпатичный мужчина лет сорока, тоже в сером костюме, в белоснежной рубашке и при галстуке, встретил земляка приветливо. Усадил в кресло возле низенького столика. Рядом с ним сидела его жена, светлая блондинка лет тридцати пяти.

Официантка подкатила столик на колесиках с напитками.

— Вам кофе, чай? — поинтересовалась блондинка.

— Кофе, пожалуйста.

Блондинка удивленно взглянула на парня.