Олег Сидельников - Одиссея Хамида Сарымсакова

Но ему, капитану этому (в батальоне его прозвали — «Сорви-голова»), все было трын-трава. Шуточки, прибауточки. Легкий человек. Рядовым ему в самый раз. Разведчицкий нож свой наточил до такого совершенства, что брился им, к вящему удовольствию окружающих. Во время учений — «Наступление батальона за огневым валом» — до того к оному валу приблизился, что смахнуло с него шапку-ушанку, а в шинели обнаружили три дыры. На нарекания взводного отвечал с серьезной миной: «Тяжело в учении — легко в бою!» Прибившегося к батальону козла научил пить самогон, а тот во хмелю был буен, и однажды наподдал рогами военврачу.

И на язык был «капитан-сорви-голова» остер.

Вот и сейчас, оказавшись в чистом поле, во тьме, под мокрым снегом, порывистым, пронизывающим ветром, сказал взводному:

— Слушай, старлей, заболеют ребята ангиной — будешь отвечать.

— Ррразговорчики! — рыкнул взводный.

— Есть — разговорчики.

Тут появились комбат с начальником штаба. Батальон построили буквой «П», и подполковник Колпашеев произнес короткую речь.

— Товарищи воины! Идем на штурм венгерской столицы — Будапешта. Командование надеется, на вас, верит! Не подведете! За Родину, товарищи!.. Ура!

— Уррраааа! — грянул батальон.

Батальон построился в походную колонну. Сутки продолжался марш-бросок. Вот когда Хамид проникся особым уважением к матушке-пехоте. Ноги гудят, голова чугунная от усталости. Дождь со снегом. Кажется, уже кончаются силы, впору упасть — и хоть что угодно делайте, не могу больше. А идти надо. Изредка объявляли привал: перемотать портянки, пожевать чего-нибудь, вздремнуть — и снова шагать, шагать, шагать... А впереди еще бои!

Наконец подошли к окраине огромного города, клубящегося дымами, клокочущего взрывами, похожего на гигантский вулкан. И тут же по батальону ударили шестиствольные минометы. Появились первые убитые и раненые. Батальон разобрался поротно, повзводно, и с той поры Хамид видел войну лишь в створе между правым и левым ориентирами.

Старлей разбил взвод на штурмовые группы, и они с ревом «Урр-ра» и «Полу-у-ундра!» рванулись по узенькой улочке. Впереди высилось большое и странное здание без первого этажа. То есть этаж, возможно, и был, но не имелось окон. Первый ряд окон на высоте двух с половиной — трех метров. Справа массивные железные ворота. Разбить бы их самоходкой — и «Ура, славяне!» Но нет штурмбату ни танковой, ни самоходной, ни артиллерийской поддержки.

Немцы ведут из дома ураганный огонь из пулеметов и автоматов, шарахают фауст-патронами. Вот ранен командир взвода. Хамид, вжимаясь в водосточный желоб вдоль закраины тротуара, подполз к старлею, поволок за угол, в укрытие.

— Все... Отвоевался я, браток, — кривясь от боли, проговорил взводный. — Покомандуй за меня.

Хамид принял взвод. С ротой и батальоном имелась телефонная связь. Доложил комбату о положении дел. В ответ:

— Брать дом! Во что бы то ни стало!

А как его, сволочугу, взять?.. Вечереть стало. Недаром говорят: «Голь на выдумки хитра». Надумал Хамид (а ведь никогда раньше в пехоте не воевал) отчаянным рывком прорваться к самой стене дома, и окна взять под прицел автоматов. Под стеной взвод будет находиться в мертвом пространстве. А тех фрицев, которые, чтобы выстрелить, станут высовываться, снимать, как «кукушек». Передал отделениям приказ: как только подымусь — всем вперед! Выждал немного и, заорав каким-то чужим голосом «Полу-у-ндра!», кинулся к стене, споткнулся, упал, выкатился из-под сверкающих трасс и больно ударился боком о торчащий из стены арматурный прут. Оглянулся — и похолодел: почти весь взвод уложили проклятые фрицы!.. Вон они, бедолаги, товарищи мои, лежат — ничком, недвижимые. «Так, — с горестью подумал Хамид, — навоевал. Взвод положил!»

Но что это?.. Рядом с ним светлоглазый «капитан-сорви-голова», интеллигент, говорящий по-фински, другие ребята?.. Ну и орлы! Надо же, додумались!.. Они, оказывается, посбрасывали с себя телогрейки. Немцы в полутьме и шпарят по телогрейкам!.. Золотые парни. Орлы!

Хамид тоже сбросил телогрейку. Теперь ему было впору и шинель скидывать. Та еще баня. Немцы начали швырять из окон гранаты. «Капитан-сорви-голова» орет:

— Не боись, братва! У фрицевых колотушек задержка взрыва четыре с половиной — пять секунд. Хватай их, отбрасывай к чертовой матери!

И тут же показал пример.

Взвод нес потери, но небольшие. А вот соседний взвод, залегший метрах в ста от дома в ямках, воронках и других укрытиях, к утру был почти полностью выбит.

Но как же все-таки выполнить приказ — взять треклятый домище?

И опять неугомонный капитан пришел на выручку. Перед рассветом подполз к Хамиду.

— Светло станет — положат нас всех тут.

— А что делать?

— Возьму две противотанковые, садану по воротам, а там — работайте.

— В своем уме? — изумился Хамид. — Видишь? Ворота под углом к дому, из окна тебя запросто срежут, не высовываясь.

— Эх, взводный, двум смертям не бывать, а одной не миновать! Жить вообще опасно. Дай свою гранату. У меня одна.

Немцы держали ворота под прицелом. И все же капитан сделал свое дело. Молча рванулся... Затрещали автоматные очереди, длинно ударил пулемет, но капитан, падая, чтобы уже никогда не подняться, успел швырнуть обе гранаты, одна воротина завалилась, и взвод — тоже молчком — рванул в пролом. Ах, что это были за отчаянные парни!.. Бесстрашные и смекалистые.

Во дворе завязалась рукопашная. В ход пошли кинжалы, приклады, кулаки. Хамид, словно во сне, наткнулся на чудище с оскаленными зубами, нажал на спуск — автомат молчал. Вот и смерть пришла!.. Но чудище вдруг стало заваливаться на бок... Кто его?..

Руки, как чужие, никак не загонят новый диск... Где немцы?

— Товарищ взводный, — услышал он голос, — командуйте. Немцы забаррикадировались в здании.

Оглянулся — тот самый интеллигентный блондин, владеющий финским языком: шинелька нараспашку, без шапки, лицо в грязных подтеках; покачивается, держась за правый бок. Из-под пальцев течет кровь. И вдруг он стал оседать, повалился навзничь.

— Взвод!.. — заорал Хамид. — Атакуем!..

Золотые парни понимали все с полуслова — гранатами разбили деревянные двери, ворвались на первый этаж. И опять рукопашная. Немцы бросились по лестнице на второй этаж, захлопнули металлическую дверь. А к ней не подобраться, гитлеровцы бьют из амбразур.

Приказал двум автоматчикам заблокировать дверь. Осмотрелся. Первый этаж оказался производственным или складским помещением: какие-то станки, ящики со станками. Штурмовики повалились где попало. Измотались ребятки. Нашелся водопроводный кран. Напились.

Немцы вели себя на втором этаже тихо. На крики: «Сдавайсь, фриц!» — не отвечали ни словами, ни стрельбой. Тоже небось притомились.