Богдан Сушинский - Ветер богов

— Просто вы еще не поняли, господин генерал, что имеете дело с коммунистами, в соболях-алмазах. Для которых понятие слова чести и верности договору абсолютно ничего не значит.

— То есть вы считаете, что они нападут на нас в любом случае? — предельно сузились глаза Судзуки, когда, перегнувшись через стол, он приблизил свое лицо к лицу атамана Семенова.

— Я в этом уверен, в соболях-алмазах. И не хотелось бы дожить до того дня, когда придется вспоминать о моем предупреждении, уже находясь в плену у красных. В одном лагере с вами.

Судзуки нервно рассмеялся и откинулся на спинку кресла. Пророчество относительно лагеря красных показалось ему на удивление забавным.

«А ведь он не понимает, что это не так уж смешно выглядит, как ему кажется», — с грустью подумал Семенов, вновь убеждаясь в том, что и в штабе Квантунской армии, и в самом Токио так до сих пор и не уяснили, какую непростительную глупость они совершают, пытаясь отсидеться за Амуром, словно юродивые на пепелище.

Пока в Генуэзском зале виллы собирались приглашенные на это секретное совещание, Скорцени сидел в глубоком кресле в отведенной ему комнатке с окном, выходящим на озеро, и просматривал изданную на итальянском и немецком брошюрку «Ветер богов» о японских камикадзе.

В переводе с японского, говорилось в ней, «камикадзе» означает «ветер богов», или «священный ветер». В японском языке это понятие появилось более семисот лет назад.

Зная, что к берегам Японии приближается огромная эскадра монгольского императора, японцы молили богов, чтобы они спасли их страну от нашествия и разорения. И боги услышали их молитвы. Налетевший тайфун оказался такой страшной силы, что многие корабли были почти мгновенно потоплены уже неподалеку от японских берегов, остальные основательно потрепаны и разбросаны по морю. Этот тайфун был назван ветром богов.

Помня о Божественном покровительстве императору, несколько лет назад японское командование основало на острове Формоза специальную военную базу, на которой начало формировать отряды военных летчиков-смертников. Всякий такой отряд насчитывает двадцать четыре пилота, каждый из которых является добровольцем и принимает обет война-самурая с клятвой пожертвовать жизнью во имя императора.

«Жизнь человеческая легка, как перо, а долг перед императором тяжелее горы», — вот та философская истина, в постижении которой японские камикадзе поднимаются в воздух на начиненных взрывчаткой самолетах, чтобы уже никогда больше не вернуться».

«Жизнь человеческая легка, как перо, а долг перед императором тяжелее горы»… — повторил Скорцени, швыряя брошюру на столик и решительно поднимаясь. — Не мешало бы сформулировать нечто подобное и для германских камикадзе. Попутно убедив наших смертников, что японская саке ничуть не священнее смертоубийственного германского шнапса. Уж относительно шнапса сомнений у них точно не возникнет».

Когда Скорцени вошел в Генуэзский зал, получивший свое название в связи с тем, что стены его были увешаны полотнами, с которых представали виды Генуи, все присутствовавшие там встали.

— Доктор фон Ультех, — назвал себя полукарлик в гражданском, и кирпичное гипертоническое лицо его обагрилось до такой степени, что, казалось, вот-вот самовозгорится. — Я представляю здесь интересы группенфюрера СС Ганса Каммлера [11] Группенфюрер Ганс Каммлер являлся личным особым уполномоченным фюрера по производству ракет «Фау». Возглавляемая им особая команда «Дора» занималась проектированием ракет и выработкой стратегии их использования. .

— Точнее сказать, особую команду «Дора», которую этот группенфюрер возглавляет, — избавил Скорцени доктора от ненужных объяснений. — Вы обладаете достаточными полномочиями, чтобы вести переговоры?

— Достаточными для того, чтобы командир особой команды мог прислушиваться к моим советам.

— Он иногда прислушивается к ним? — вежливо сбил с доктора спесь Скорцени.

— Можете не сомневаться, — неожиданно потускнело лицо фон Ультеха.

— Вы ознакомились с идеями князя Боргезе и его диверсионной школой? — кивнул Скорцени в сторону остановившегося чуть позади итальянского полковника, вошедшего в зал вместе с ним.

— Как и все остальные прибывшие сюда.

— Вам следует сделать это с особой тщательностью.

Доктор фон Ультех по-армейски щелкнул каблуками.

— Штандартенфюрер Ротергель, — с учтивостью официанта склонил квадратную, обрамленную сединой голову здоровенный детина, на котором мундир обвисал, словно мантия на судье. — Из проектного бюро в Пеенемюнде.

— Если я верно понял, личный представитель инженера фон Брауна?

— Оказывается, о научно-техническом штабе рейха вы осведомлены значительно лучше, чем мы предполагали, — метнул Ротергель взгляд в сторону доктора Ультеха, давая понять, что высказывает их общее мнение.

— Все вы теперь в той иди иной степени будете находиться в распоряжении особой Секретной службы СС по созданию новых видов оружия особого назначения, которую фюрер приказал возглавить мне, — , резко объяснил ему штурмбаннфюрер. — И мне неприятно слышать, что кого-то удивляет мое знание ситуации, а также технического и людского потенциалов.

— Совершенно справедливо, — поспешно согласился штандартенфюрер, еще не успевший привыкнуть к тому, что существуют такие области, в которых подчиненность определяется вовсе не воинскими чинами. — Хотел бы заметить, что господин Браун с интересом воспримет любое дельное предложение и готов осваивать любой проект, способный служить рейху [12] Вернер фон Браун — известный германский инженер и конструктор. Являлся техническим директором проектного бюро в Пеенемюнде, которое занималось разработкой ракет, изготовление которых, как известно, производилось в основном заключенными концентрационного лагеря «Дора», располагавшегося вблизи города Нордхаузена, что в Южном Гарце. После войны фон Браун, вместе со значительной частью научно-инженерного состава своего бюро, занимался конструированием ракет в США, где его штаб-квартира располагалась в городе Хантовилле, штат Алабама. Именно с его именем американцы связывают свои успехи в военном, а в какой-то степени и космическом ракетостроении. .

— В скором времени мне понадобятся и его предприятие, и его «любимцы смерти». Тем более, что фюрер не в восторге от темпов производства «Фау-2», не говоря уже об их техническом совершенстве.

— Мы знаем, что многие наши ракеты становятся неуправляемыми, господин штурмбаннфюрер. Но, говорят, вы способны подчинять своей воле даже эти страшилища, — несколько заискивающе улыбнулся Ротергель.