Богдан Сушинский - Граница безмолвия

Вместе с Готтенбергом комендант базы побывал в каютах, сразу же избрав для себя каюту капитана, которую до отлета барона уступал ему. Затем велел подвести к «Томску» полевой телефон и установил пост на капитанском мостике. Что же касается остальных кают, то было определено, что до прихода холодов их могут занимать другие офицеры. Здесь же временно был установлен и один из зенитных пулеметов.

Пока ремонтная группа осматривала все кубрики и трюм судна, «цалубная команда» уже готовила горные маскировочные сети, чтобы русские пилоты вынуждены были гадать, что это там за странноватая скала возникает почти посредине Эвенки?

— Господин оберштурмбаннфюрер, — появился у причала его адъютант, которому фон Готтенберг приказал оставаться в штабе, для связи, — только что поступили сразу два сообщения из штаба Верховного командования, которые передают сейчас все германские радиостанции. Первое — этой ночью несколько десятков наших бомбардировщиков впервые бомбили Москву [44] Первый налет германской авиации на Москву состоялся 22 июля 1941 года, то есть ровно через месяц после начала войны. Не исключено, что именно к этой дате он и был приурочен. .

Услышав об этом, все «норвежцы» дружно прокричали «Зиг хайль!».

— Почему бы вам, унтерштурмфюрер, — проговорил инженер Шнитке, — не быть более точным и не сообщить, что наша авиация разбомбила кремлевский кабинет Сталина?

— О кабинете Сталина из штаба Верховного командования мне доложат после второго налета, — не остался в долгу Конар. — А пока что могу уведомить, что налет оказался удачным, прошел почти без потерь и привел к поражению нескольких важных объектов.

— Да к черту объекты! — буквально прорычал фон Готтенберг. — Важен сам факт. Наконец-то мы добрались до Москвы. Кстати, Шнитке был прав, когда спросил… О налете на Кремль в этом сообщении действительно ничего сказано не было?

— Никаких упоминаний о Кремле, никаких.

— В таком случае от своего имени, Конар, объявите выговор рейхсмаршалу Герингу. Исключительно от своего имени. В следующий раз налет его «сталинских соколов» должен быть таким, чтобы русские забыли, что их Кремль когда-либо существовал. Ибо таковы интересы рейха.

Тому факту, что на палубе тоже присутствуют русские, никакого значения барон не придал. Поднявшись на капитанский мостик, он внимательно осматривал в бинокль пространство по ту сторону реки: то ли определяя тактику обороны базы, то ли просто любуясь тундровыми рощицами и россыпью гранитных валунов предгорья.

— Кажется, вы запамятовали о втором сообщении, унтерштурмфюрер? — напомнил Кротов. Разглагольствование барона об уничтожении Кремля коробило его все еще русскую душу.

— Извините, господа, в самом деле… Все одиннадцать дивизий русских, которые оказались в окружении после взятия нашими войсками Минска, уничтожены [45] Минск пал еще 28 июня 1941 года, и тогда в окружении действительно оказались 11 советских дивизий. . Сейчас специальные команды истребляют разбредшиеся по лесам небольшие группы красноармейцев. Бои также ведутся на подступах к Ленинграду, Киеву и Одессе. Словом, наступление наших войск продолжается на всех участках германо-советского фронта, при этом в плену у нас находится уже более ста тысяч красноармейцев.

— Так уж и «более ста тысяч пленных красноармейцев», — неожиданно пробубнил фельдфебель Дятлов. — У красных там что — боевые части или стада баранов?

— Наши генералы поневоле задаются тем же вопросом, — с ухмылкой на устах отреагировал барон фон Готтенберг, спускаясь на палубу.

— В любом случае нам следует поторопиться с использованием базы, господа, — поддержал его обер-лейтенант Энрих, — ибо может случиться так, что к осени она окажется уже в тылу наших войск.

Вернувшись в штаб, фон Готтенберг сразу же развернул карту и стал изучать устье Тангарки. Река впадала в море почти в пяти километрах восточнее заставы, поэтому на «Томске» можно было выйти в северные воды, даже если один из пограничных постов окажется на её берегу. Русское судно, русские моряки на палубе… Какие могут быть сомнения, тем более что таможни здесь не существует?

— Недалеко от причала, как вы заметили, есть полузатопленная шлюпка, — присел штабс-капитан за столом напротив барона. — Понимаю, что теперь настала пора выяснить, что происходит на заставе и на острове Фактория. Я прикажу плотникам подремонтировать эту шлюпку, просмолить и законопатить её, а для верности оббить прорезиненной тканью. Возможно, эта шлюпка не станет самой быстроходной на Севморпути, но зато будет сохранять плавучесть. На ней, при определенной видимости, мы сможем подойти к острову вообще незамеченными.

— Шлюпка — это потом. А сейчас мы перебросим на трофейном самолете вот сюда, — ткнул барон пальцем в каменистый мыс в нескольких километрах от заставы, — двоих «норвежцев» и двоих тунгусов, а вместе с ними и ярангу. Еще километра полтора они пройдут марш-броском и где-нибудь здесь, буквально в двух километрах от заставы, маскируясь в скалах, установят свое жилище и образуют диверсионный пост.

— Я отправлюсь вместе с ним, — проговорил Кротов. — Хочу своими глазами прощупать этот пограничный форт, подступы к нему, взглянуть на остров. Осуществить этот рейд вместимость «Призрака» позволит.

— Позволит. Эти кабинки на крыльях… Остроумная задумка.

— Вершиной достижения рейда станет захват «языка». — Штабс-капитан вспомнил о Дятлове, которого ему когда-то рекомендовали как специалиста по захвату «языков». — Тогда мы получим полное представление о гарнизоне форта. А возможно, даже удастся превратить этого парня-«языка» в своего агента.

— Но вам никто не позволит рисковать секретностью базы, — угрожающе предупредил барон. — Если её рассекретят по вашей вине, я прикажу в одних подштанниках высадить вас на Северном полюсе.

— Вот как: в подштанниках на полюсе?! Оказывается, в историю покорения Арктики можно войти и таким образом, — прошелся взад-вперед по комнате штабс-капитан. Угроза его не испугала. Мало того, он мог бы признаться, что к форту и острову его влечет не столько военная необходимость, сколько любопытство. — Благодарю за оригинальность казни, господин барон. Правда, замечу, что подштанники — всего лишь излишняя щедрость.

— Было время, когда я согласился бы даже на такую высадку. Только бы оказаться на одном из полюсов. Не важно каком — Северном или Южном.

— Все было настолько серьезно? — искренне удивился Кротов. — Достижение полюса — как мечта?

— Что может быть серьезнее у человека, вся ранняя юность которого прошла под впечатлением «Дневника капитана Роберта Скотта», одного из первых, кто решился эту мечту осуществить?