Григорий Полянкер - Учитель из Меджибожа

Так вот какой простой и душевный человек тот, кого когда-то звали здесь Эрнстом. А настоящая его фамилия — Илья Френкис. Ради этого человека, о котором наслышались столько необычного, сельские мальчишки, как и взрослые, всю ночь не спали, боялись разминуться с ним. А теперь устремили на него восхищенные взгляды, напрягли все внимание, слух в ожидании того, что здесь произойдет.

Клава предложила наполнить стаканы и выпить за Илью Френкиса. Еще не улегся шум, как прибежала запыхавшаяся бабка Ульяна, которая недавно отпраздновала свое девяностолетие, та самая бабка Ульяна, у которой стоял на постое «добрый немец». Она обошла вокруг столов и, узнав гостя, обняла его.

— Боже мой, — воскликнула, — где же ты, сынок дорогой, пропадал столько времени? Бабка Ульяна могла умереть, не повидавшись с тобой! Ну, слава богу, что вижу тебя!.. Теперь мне уже легче будет умереть…

— Что вы, бабушка! Вам еще жить да жить! — поднялся с места приезжий. — Столько намучились в оккупации! Те годы мы списали. Теперь надо начинать заново.

Кто-то подал бабке Ульяне, которая нарядилась в длинное темное платье и большой цветастый платок, стакан вина. Она уставилась на посудину, укоризненно посмотрела на соседа, подавшего ей вино, и сердито сказала:

— Что это вы мне палили, хлопцы? Да я этой пакости сроду не пила! — И, поискав на столе бутылку с водкой, кивнула: — Вы мне вот этой, беленькой, налейте, казенки! Ради такого гостя я сегодня упьюсь и танцевать буду! Поняли?

Раздался громовой смех. Бабка Ульяна взяла большую стопку водки, махнула рукой, чтобы все смолкли.

— Дорогой сынок, Эрнст!.. Тьфу, что я говорю! Дорогой Илья, Илья Исаакович! Дорогие соседи, большое всем вам спасибо и низкий поклон, что бабку Ульяну не забыли позвать на такое великое торжество. Большое тебе спасибо, дорогой Илья, что наконец-то ты к нам пожаловал. Старая Ульяна уже думала было, что помрет, так и не увидя тебя…

Лицо старухи, покрытое густой сетью морщин, сияло от счастья, а в выцветших, глубоко посаженных глазах сверкали слезы.

— Так вот что я хочу сказать. Не напрасно я верю в бога. Я просила его, чтобы он меня к себе повременил забирать, покамест не увижу Ильюшу. Господь бог услышал мою просьбу. И вот мы рядом с нашим милым Ильей! То, что я загадала, давно сбылось! Дорогой наш сынок, мы все счастливы тебя видеть! Как хорошо, что ты остался таким же ласковым к людям, как тогда, когда фашистские супостаты нас душили. Слава богу, что я дожила до этого дня! Теперь мне не страшно будет умереть. Так выпьем же за дорогого нашего сына, за Илью!

Все встали, отовсюду раздавались громкие возгласы, к гостю тянулись руки с чарками. Но он поднялся и, обратившись к бабке Ульяне, сказал, задыхаясь от волнения:

— Дорогая мамаша Ульяна! Так дело не пойдет… Вы о смерти сказали. Этого я не признаю. За такой тост не пью. И никто не выпьет. Вы должны жить. Много лет! Столько намучились на своем веку, столько страдали! Значит, должны сбросить с плеч тяжелые годы, и выйдет так, мамаша, что вам не девяносто, а только сорок. Плохие годы надо отбросить, не считая!..

— Правду говоришь, Илья, чистую правду! — послышалось отовсюду.

— Вот видите, слышите, бабушка Ульяна!? Все со мной согласны! А если так, то давайте выпьем за ваше здоровье, за всех сидящих рядом, за дорогих моих друзей! За вашу добрую память, отзывчивое сердце и за то, чтобы мы больше никогда не знали войн, чтобы небо вечно было ясным над нами, над нашими детьми и внуками, чтобы никогда больше не доводилось переживать того, что мы с вами тогда пережили. За все это и выпьем!

— Правильно ты сказал, сынок! Выпили! Будьмо!

Послышался звон стаканов, раздались хлопки, веселые возгласы.

Радостное, шумное торжество было в разгаре, когда неизвестно каким образом прослышавшие о торжестве в Николаевке пришли люди из соседнего села, также помнившие «доброго немца».

Илье не давали покоя, приглашали, звали к себе.

И ему трудно было отказываться. Пришлось покориться, зайти в один дом, в другой, заводить разговоры о прошлом. Гостя повели осматривать хозяйство артели, рассказывали про житье-бытье, говорили о работе, успехах. Его пленили ребята из школы, просили прийти к ним рассказать о том, что было. И он не смог им отказать.

Трудно стало расставаться с этими добрыми друзьями, он не мог отказать тем, которые приглашали его на именины, на семейные торжества. С ним было легко и весело. Жалели, что время быстро проходит и он скоро уедет.

Но как ни тяжело было расставаться, наступило время, и на нескольких машинах, мотоциклах колхозники выехали проводить славного гостя к полустанку. Теперь этот человек сделался для всех во сто крат дороже и ближе. Он за эти дни приобрел здесь новых друзей.

Маленький полустанок посреди донской степи в эту ночь снова ожил. Кажется, никогда здесь не собиралось столько людей!

Гремел оркестр. Стояла теплая лунная ночь, над головой раскинулось сизое звездное небо. Опять, как и во время встречи гостя, пассажиры поезда были разбужены и приникли к окнам, не понимая, что происходит в этой степи, что за шум, кого это так дружно провожают. Шумный состав остановился, и один-единственный пассажир поднялся на ступеньки крайнего вагона. Ласково кивал, махал рукой, шутил, развлекал своих друзей до того момента, пока маленький полустанок не скрылся из виду.

В ушах его еще долго звенели прощальные слова и радостные возгласы.

Поезд быстро уносил Илью. Вскоре совсем скрылись и маленький полустанок, и шумные провожающие, замолкли звуки оркестра, горячие напутствия. А взволнованный гость все еще стоял, держась руками за поручни вагона, чувствуя, что оставил здесь частицу своего сердца.

Радостный, гордый и счастливый возвратился Илья домой.

Пережитое за эти дни казалось ему дивным сном. Не представлял, что так накрепко остался он в памяти людей, что его ожидала такая теплая встреча и что ему скажут столько добрых, дружеских слов!

За последнее время все больше стали донимать старые военные раны. Они терзали его. Но эта незабываемая поездка, трогательные письма друзей, душевные слова, казалось, помогали лучше всяких лекарств. Он не понимал, каким образом узнали в разных селах, где проходила война и куда его забрасывала солдатская доля, что он жив, и написали, приглашая в гости.

Он еще больше стал верить в доброту, в память людскую, и это вдохнуло в него новые силы.

Илья еще не успел как следует отдохнуть, рассказать жене, детям, на заводе о незабываемой поездке и славных людях, с которыми повидался, а уже пришло новое письмо из Николаевки, которое растрогало его не меньше, чем недавнее торжество.