СЕРГЕЙ ЛОЙКО - АЭРОПОРТ

Во втором батальоне усиления из той же бригады, что героически, успешно и с малыми потерями, держала оборону КАПа еще в октябре и ноябре, личного состава тоже было — кот наплакал. Всего каких‑то сто двадцать человек, хотя и с боевым опытом. При этом, однако, батальон был переукомплектован по сравнению с другими частями на передке возле Красного Камня: четырнадцать «коробочек» (БТРов и БМП). Но этот батальон с такой необходимой именно сейчас техникой все еще был на марше. И даже не на подходе.

— Какой, на х...р, прорыв! Что это вообще, блин, за армия, в которой ни самолеты, ни вертолеты не летают, а десантники передвигаются на пассажирских, блин, автобусах! — Дальше у Майка не оставалось слов, кроме непечатных. Единственным выходом представлялось занять «коробочки» у соседей из мотопехоты, расквартированной неподалеку на окраине Песок.

Для этой цели командир и послал туда своего самого лучшего переговорщика, опытного и геройского комбата Медведя.

Медведь был лысый, крепко сложенный мужик с огромными волосатыми, как у Кинг-Конга, лапами вместо рук. При этом среди своих и штабных он имел репутацию офицера, способного уговорить кого угодно на что угодно. И без применения физической силы. Одним только словом. Практически.

На локальные «терки» с сепарами по перемирию от украинцев ходил исключительно Медведь. Он стал легендой после того, как в августе первым пошел на прорыв котла под Иловайском и вывел оттуда пешком более ста человек. Сам шел с ними рядом шесть дней. Расстреляли весь БК, пили воду из луж, если попадались по пути, ели траву, но шли — и вышли к своим. И раненых донесли. Тех, что в дороге не умерли.

Медведь сразу же договорился с командиром соседей «за две «бэхи» и одну «мотолыгу», но тут возникла непредвиденная и, похоже, непреодолимая сложность. «Механы» наотрез отказывались ехать в КАП. А чего туда ехать, если это билет в один конец? Они прекрасно знали, что на этом проклятом «маршруте следования колонны» последнее время сгорает все, что движется.

Формально Украина не находилась в состоянии войны с Россией. Да, высокое руководство на всех форумах, встречах и брифингах твердило о «прямом вторжении российских войск», что было чистой правдой и очевидным фактом. Но, с другой стороны, по причинам, не подлежащим обсуждению, не объявляло в стране военное положение и продолжало именовать войну в Донбассе застенчиво-бюрократической аббревиатурой АТО (Антитеррористическая операция).

В результате солдат, водитель-механик, да кто угодно мог отказаться даже в боевых условиях выполнять приказ, и максимум, что ему за это грозило, — это выговор. Никакого военного трибунала, никакого штрафбата.

«Героизм и любовь к Родине, как и отсутствие их, дело, конечно, добровольное, но не до такой же, блин, степени», — в который раз подумал Медведь перед разговором с маленькой группкой механиков-водителей из соседней бригады, которые наотрез отказывались ехать «на смерть» в КАП.

— Хлопцы, значится, так, чтобы вы не ссали кипятком во время этого приключения, я поеду вместе с вами, вот сяду в «мотолыгу» рядом с тобой, — Медведь указал на худого долговязого парня. Это был водитель МТЛБ в грязной замасленной синей матерчатой курточке с драным облезшим меховым воротником, такие курточки носят ремонтники-поденщики на дешевых придорожных автостанциях. — Там все равно стрелок не особо нужен, калибр не тот. Ребята, правда, ну чего вы ссыте? С вами поедет сам Медведь, блин. Вы обо мне слышали?

Три водителя угрюмо закивали головами, глядя себе под ноги и топчась при этом на двадцати трех своих бычках.

— Со мной все отовсюду выходят живыми, даже из самой жопы.

— Мы‑то не выходим, а типа входим вместе с вами в эту самую... — попытался сострить один из троицы.

— Короче. Вы все знаете и поняли, — не обращая внимания на этот военно-полевой сарказм, продолжил Медведь. —

Хлопцев надо вытаскивать! Кто, если не вы? И я похлопочу перед вашим командованием об отпуске и о наградах, если что...

Медведь понял, что переборщил с этим «если что», похоже, все испортил. Однако в этот раз, к счастью или, как позднее оказалось, к несчастью, он был неправ.

— Да х...й с ними, с наградами вашими, с них сала не нарежешь, — неожиданно заговорил самый старший из троицы, с большим размазанным по впалой небритой щеке пятном машинного масла, со сбившимися в сальные клоки седыми висками на давно немытой и нечесаной голове. — Короче, мы, это... Мы того, поедем... Потому что, это, значится, с вами, товарищ Медведь.

Медведь улыбнулся, переводя дух, и чуть не сострил, типа «тамбовский волк тебе товарищ, товарищ ссыкун», но вовремя прикусил язык.

В диспетчерской башне КАПа отряд меньше взвода уже три дня отбивал танковые и пехотные атаки сепаров. От самой вышки осталась одна треть рваного железа и искромсанного бетона. Позицию держать больше не было смысла. Как будто был какой‑то смысл держать в Аэропорту все остальное.

Маршрут был простой и в то же время — сложный. Задача была поставлена предельно ясно: забрать всех — раненых, живых и мертвых из башни, проехать мимо никем не занятой (по последним данным разведки) пожарки к новому терминалу, оставить боеспособный л/с [63] Личный состав. для усиления терминала, забрать всех раненых и убитых — и домой, на базу. Всего‑то и дедов. Проще пареной репы.

Механики почесали еще раз эти самые много раз пареные и перепаренные репы и пошли готовить машины. Выезд был назначен на пять утра. Все сверили свои часы. Двое только при этом поняли, что часы у них стоят, так давно на них не смотрели.

«Почему мы все время должны выезжать на этом б...деком героизме? — думал Медведь, пока шел домой, в часть, по быстро замерзающей, уже не хлюпающей, а потрескивающей под ногами грязи. — Почему мы сами все, б...дь, время загоняем себя в эти котлы и окружения, ничего не делаем, пока жареный петух не клюнет, а потом на героизме выезжаем, с такими, б...дь, потерями адскими? Зачем так долго держали этот бессмысленный КАП? Ради какой, блин, стратегической цели? А теперь, Медведь, бери людей, которых нет, бери машины, которых нет, и разруливай этот гребаный ад, да? Так, б...дь, получается, так, б...дь?»

Радом просвистела шальная, похоже, мина. Медведь грохнулся в грязную лужу у опрокинутого, пробитого сотнями осколков жестяного забора. Мина шлепнулась в лужу размером побольше, метров за тридцать от той, в которой он лежал лицом вниз.

Он даже сразу не расслышал звука взрыва, словно эта лужа на секунду засосала мину в свою тонну грязи. Ну, вот на второй секунде (как растягивается военное время, пока его уже больше нет для тебя) вроде как взорвалась, подняв цунами густой грязи и опустив все это на спину офицеру.