СЕРГЕЙ ЛОЙКО - АЭРОПОРТ

Через девять дней Ника и Степан обвенчались в Михайловском соборе в Киеве. Степан был в парадной военной форме, она - в строгом черном платье. Церемония тоже была строгой под стать платью невесты и менее всего напоминала свадьбу. Из гостей были только родственники. На следующий день Степан вернулся к себе на войну.

Александр Сергеевич не заметил, как заснул, и не понял, где проснулся. Понял только, что жив. Пока. Потолок подвала ходил ходуном, сотрясаясь вместе с землей. На голову сыпался сухой дождь из пыли.

Сначала он подумал, что у него так бьется сердце. Потом понял, что это разрывы снарядов наверху. Он осветил телефоном подвал и начал потихоньку вспоминать. «Ах, где был я вчера, не найти, хоть убей...» Александр Сергеевич не был с похмелья. Он не пил вчера. Он вообще вел трезвый образ жизни. Из‑за работы в том числе.

Бывший инженер на Днепропетровском машиностроительном заводе, он уже пятнадцать лет сидел за баранкой. Сначала работал таксистом, а последние пять лет развозил свадьбы и похороны на микроавтобусе «Мерседес», который он холил и лелеял, хоть тот и не был его собственностью, а принадлежал частной транспортной конторе «Поехали».

Выпивал Александр Сергеевич, если это можно назвать выпивкой, раз в неделю, в субботу вечером, перед выходным. И только пару бутылок «Львовского» (пива). И только если в воскресенье не работал.

К выпивке, в отличие от всех его родных и знакомых, давно не тянуло. Пятидесятичетырехлетний водила «отпил свое» после армии, когда года два валял дурака, вернувшись из Афгана и доказывая всем, что он герой и за них кровь проливал. Так бы и спился окончательно, если бы не встретил женщину своей судьбы, Надю. С ней он и жил до сих пор душа в душу, воспитывая сначала дочку и сына, а теперь уже трех внуков по выходным и праздникам. Жизнь удалась.

Кроме Надюши была у него в жизни еще одна пламенная страсть — рыбалка. Ловил рыбу каждую субботу, независимо от сезона и погоды. Было время, когда он даже собственные крючки для рыбалки вытачивал, не говоря уже о грузилах и поплавках. Он, как никто другой, знал все до единого рыбацкие места в округе.

Начало октября в их краях выдалось теплым и солнечным. До сумасшедшего рыбацкого кайфа на зыбком первом льду было еще далеко, и он мечтал просто расслабиться в последних теплых солнечных лучах. Просто «на поплавок посмотреть». Надюша уже все собрала в дорогу — поесть и попить, и ждала его в пятницу вечером у телевизора.

Работа в этот день выдалась непыльная. Отвезти отделение солдат на войну. Всего‑то и делов. И не в Паншер какой‑нибудь треклятый или Саланг [163] Районы в Афганистане. , а в Красноармейск, три часа пути от Днепра, как все здесь называли их большой, красивый, хоть и давно стагнирующий индустриальный город.

Солдаты грузились у здания областной администрации. Выносили оттуда свои огромные, с них ростом, рюкзаки, оружие, автоматы, пулеметы и гранатометы, цинки с патронами, ящики с гранатами и т.д. Их было двенадцать человек. Все, кроме одного, были в новеньком камуфляже, без знаков отличия, с желтой изолентой на рукаве. Все были в бронежилетах, даже тот один гражданский, седоволосый грустный мужик лет пятидесяти пяти, если не шестидесяти.

К черному бронику у него была пристегнута синяя каска. На шее висели две огромные камеры, которыми он и снимал с разных ракурсов посадку в автобус. А чуть ранее — двух заплаканных женщин, внимательно читавших вывешенные в вестибюле здания распечатанные списки из тысячи фамилий: убитых и пропавших без вести.

До этого Александр видел много фотографов на свадьбах и похоронах. Но этот печальный фотограф с ввалившимися небритыми, а потому серебристыми щеками, с усами и бородой отличался от тех, кого он видел за работой раньше. И не потому, что он был в бронике и каске, а потому, что делал свою работу спокойно и почти незаметно, словно его здесь и не было. А если и был, то являл собой просто составную часть улицы, автобуса.

— Ну что, по коням? — бодро произнес невысокий сухопарый военный, когда все, выкурив при погрузке по пачке сигарет каждый, были уже в автобусе.

Водитель «Мерседеса» был единственным в автобусе, у кого не было при себе ни каски, ни броника, не говоря уже об оружии. А зачем? День теплый. К вечеру он вернется. Солдаты выйдут в Красноармейске, последнем мирном городе перед Песками, Водяным и Краснокаменским аэропортом, где проходила линия фронта, и отправятся дальше своим ходом на БТРе на свою войну.

Именно на свою, потому что, по крайней мере, по эту сторону Днепра, в самом Днепропетровске и особенно в Киеве никакой войны не чувствовалось вообще. Словно ее и не было в помине. Дети ходили в свои садики и школы, студенты — в свои университеты, взрослые — на свою работу, пожилые сидели в тихих двориках или у подъездов, просвечивая своим рентгеном всех входящих и выходящих из подъездов, а также проходящих мимо.

Улицы были забиты сигналящими друг другу машинами, рестораны и кафешки заполнены толпами более или менее молодых людей, театры и филармонии ломились от кашляющих женщин с биноклями, с прическами и без.

И только солдаты ехали на свою войну, будто эта размеренная, а порой неугомонная и шумная жизнь сама выдавливала их из себя, как нежелательные, лишние элементы. И забывала о них тотчас, как только последняя женщина переставала глядеть «из‑под руки в затылки эти круглые»...

Вечерами по телеку скучный, застегнутый на все пуговицы штабной офицер с пустыми холодными глазами и с таким же безучастным голосом косноязычно читал по бумажке сухие цифры потерь, коверкая украинский язык. Потом какой‑нибудь политик повторял в сотый раз заклинание про «гибридную войну» и агрессию. А потом орала реклама, сменяемая сериалом про ментов-бандитов, которых не отличить друг от друга, ток-шоу про свободу меньшинств и снова той же самой или другой рекламой.

Люди не хотели войны. Они хотели жить. И жили. Солдаты тоже хотели жить. И умирали.

А пока что они ехали на войну в микроавтобусе «Мерседес», за рулем которого сидел Александр Сергеевич. В автобусе было тихо. Ехали молча. Никому не хотелось разговаривать. Они даже не смотрели в окно. Каждый смотрел внутрь себя. В том числе и Алексей.

Он провел три месяца в Техасе, с семьей. С тем, что осталось от них всех после смерти Ксюши. Сын Арсений, его прелестная жена Джейн, внучка Зоя пяти лет и внук Максим — трех. Ну и кошка с тремя котятами.