Богдан Сушинский - Черные комиссары

– Тебе позволено значительно больше, неблагодарный и глупый! – жарко прошептала ему на ушко Валерия. – Как никому другому в этом мире, тебе… позволено, – она положила его руку себе на грудь. – А ты говоришь непонятно о чем и зря теряешь время.

Их брачное ложе оказалось выстеленным стеблями полыни, запах которой соединялся с запахом каких-то степных цветов и разгоряченных молодых тел. На губах, на груди, на шее девушки – на всем и во всем – чудился Гродову горьковатый дух и привкус полыни, который, казалось, останется теперь с ним навеки как сладостный символ воспоминания об этой прощальной встрече.

Когда первая вспышка любовной ярости прошла, они сгребли в охапки свои одежды и спустились к небольшому заливу, настоящему степному фиорду, образовавшемуся на месте впадения какой-то степной, полупересохшей речушки. Жажду они утоляли из едва приметного родничка, вода в котором хотя и дарила влажную прохладу, тем не менее тоже казалась полынно-горьковатой и чуть-чуть соленой.

Стыдливо заставив парня отвернуться, девушка окончательно обнажилась и с ребячьим визгом понеслась по мелководью залива к морю. Лишь когда она выбежала из-за каменистого уступа, увидела, как из-за недалекого мыса медленно выползает рыбачья лодка. Сидевший в ней мужчина оказался довольно зорким и еще достаточно молодым для того, чтобы, разглядев под лучами предзакатного солнца оголенное женское тело, привстать от неожиданности. Другое дело, что в порыве этой же неожиданности он чуть было не оказался за бортом.

Наградой рыбаку за его любопытство стали радостные, подбадривающие крики и приветственные взмахи девичьей руки. Но и они тут же были омрачены появлением рядом с этой морской русалкой какого-то крепкого парня. А дальше все происходило так, как и должно было происходить: уже через минуту рыбак, из сугубо мужской солидарности, развернул свою лодку кормой к купающимся, а сами влюбленные предались таким страстным объятиям, что попросту забыли о его существовании.

– Мне и в голову не приходило, что это может быть так прекрасно: любить друг друга посреди теплых морских волн, – проворковала Валерия, когда страсти в очередной раз улеглись, и она, склонив голову на плече мужчины, попросту зависла у него на груди.

– Мне тоже.

– Дай слово, капитан береговой службы, что всех своих детей мы будем зачинать не на берегу, а в море.

– А чем я только что занимался?! – озорно рассмеялся Гродов.

– Ты не понял, я сказала: «Всех наших детей», – капризно напомнила Валерия, откинувшись на его мускулистых руках и после каждого слова нажимая пальчиком на кончик его носа, словно на кнопку дверного звонка.

– И я о том же: все двенадцать сыновей, которые, конечно же, станут моряками, поскольку им это на роду написано будет. Мы зачнем здесь команду целого броненосца, даже если для этого придется заниматься любовью в январских полыньях. Не знаю, правда, как это будет соотноситься с зовом твоей голубой аристократической крови и баронско-графской родословной…

– Ради таких любовных минут я готова перевоплощаться в обычную рыбачку, – решительно заявила Валерия, вновь позволяя телу мужчины томно слиться с ее собственным телом. – И никакие родовые титулы не помешают нам предаваться этому благородному занятию прямо посреди моря.

– Вообще ничто не помешает, – решительно покачал головой Дмитрий.

– Если, конечно, ты не забудешь попросить у меня руки и сердца. Причем сделаешь это, стоя на коленях.

– Уже стою и прошу, – проговорил он, с трудом освобождая свои губы от пылких губ женщины.

– Нет, капитан береговой службы, ты будешь делать это не сегодня и не сейчас, а на берегу и действительно стоя на коленях. Впрочем, ладно, позволяю опуститься только на одно колено, чтобы выглядело по-рыцарски.

– Нет, – артистично воскликнул Гродов, – не лишай меня такого благодарственного права – опуститься перед тобой на обе коленки!

– Да ладно уж, снизойду…

Услышав вдали корабельный гудок, они медленно, не отрываясь друг от друга, повернули головы и с тоской посмотрели в ту сторону, откуда к батарейному причалу приближался бронекатер лейтенанта Ломова.

– И откуда он только взялся? – почти дуэтом проговорили они и, улыбнувшись друг другу, вновь слились в поцелуе. Теперь уже прощальном.

Сторожевые катера действительно появились к полуночи. При свете ясной луны они подошли к стенкам причала и спустили трапы, по которым заранее разбитые на две группы устремились десятки морских пехотинцев. Моряки тут же разводили их по каютам и рубкам, размещали в переходах или попросту на палубе. Все это делалось почти молча, при жестких приказах командиров отряда и судна соблюдать быстроту посадки и режим сурового молчания, словно бы противник и в самом деле находился в каких-нибудь двухстах метрах, по ту сторону реки.

Еще одна группа десантников уже была принята на борт бронекатера, который ждал сторожевиков на ближнем рейде.

– Как думаете, удастся разместить всех моих бойцов? – тревожно спросил Гродов, видя, что палубы обоих суденышек почернели от его десантников.

Командир «Гордого», капитан-лейтенант Клименко, который выступал теперь и в роли начальника конвоя, задумчиво покряхтел, подошвой ботинка растер по бетонному основанию причала окурок и назидательно произнес:

– Если приказано, значит, разместим, даже если придется развешивать твою пихтуру тельняшную по реям и рассаживать по якорям.

– Предельно убедительно, – признал капитан.

– А у меня только так.

Сдержанно, без объятий и сентиментальностей, попрощавшись со старшим лейтенантом Лихановым, который оставался на батарее за старшего, и политруком Лукашем, капитан последним поднялся на борт флагмана, после чего вахтенные матросы тут же убрали трап.

Огласив прибрежье тремя короткими гудками, катера выстраивались в кильватерную колонну прямо на лунной дорожке и черными тенями ночи растворялись в омытом легким бризом поднебесье.

…Отсюда, с вершины поросшей кустарником островной возвышенности, Гродов еще раз внимательно осмотрел небольшую гряду холмов по ту сторону реки и серповидную камышовую излучину, в глубине которой, за изгибом, притаился румынский сторожевик, выдававший себя разве что крестовиной слегка покачивающейся на ветру мачты.

– Там же невидимые из-за ивовых крон притаились два бронекатера, – с ленцой знатока объяснил удобно устроившийся рядом с капитаном старшина первой статьи Булгар. – Еще четыре глиссера притихли в ближайших затонах. Два из них – метрах в пятидесяти выше по течению, у охотничьей хижины, и два – ниже, у двух рыбачьих лабазов, превращенных теперь противником в секретные казармы.