Петр Игнатов - Голубые солдаты

— Что же вы, братцы, не рассказываете, как без меня тут воевали? — обратился я к Колесову. — Говорят, вы славно поработали в тылу врага.

Колесов насупился.

— Издеваешься?

— Что ты, Коля! Полковник сказал, что вы летали на задание.

— А больше он ничего не говорил? — усмехнулся Рязанов.

— Ничего.

— Да, Коля и Вася наработали тут, — промолвил с ехидцей Бодюков. — Удивляюсь, почему их к наградам не представили на этот раз.

— Хватит тебе! — буркнул недовольно Колесов.

— Это почему же? — насмешливо покосился на него Бодюков. — Ты уж поделись опытом с командиром. Ему еще не приходилось бывать в таких переделках.

Рязанов поскреб затылок.

— Опыт дай боже. Вся учебная команда над нами смеется.

— Почему? — удивился я.

— Пусть Николай расскажет, — прыснул Рязанов. — У него это здорово получается.

Я обернулся к Колесову.

— Ну, Коля, не тяни резину. Выкладывай, что случилось.

Колесов поморщился, смущенно шмыгнул носом и, чувствуя, видимо, что я не отстану от него, пока не узнаю правды, неловко улыбнулся, пробасил:

— Эх, яблочко, слушай уж. Ни я, ни Вася не виноваты в случившемся.

— Опять оправдываешься? — поддел его занозистый Бодюков.

Колесов отмахнулся от него, как от надоедливой мухи, и начал свой рассказ:

— Задание было ответственное. Командование фронта решило высадить танки в тылу врага для выполнения сложной боевой операции, ну а нам, то есть мне и Рязанову, Теплов приказал разведать подходящее место для десанта и сообщить об этом по радио. Радиста нам прикомандировали толкового, знающего свое дело парня и отважного к тому же.

Сам понимаешь, нам хотелось выполнить задание на «отлично». Мы с Васей накануне вылета всю ночь не спали, обдумывали, как и что будем делать, условные сигналы разработали. Словом подготовились, что надо Перед самым отъездом еще раз проконсультировались у майора Данильцева. Он одобрил все наши заметки да еще и сказал напоследок: «Уверен, что вы не подкачаете!» Уж лучше бы он не говорил этого…

Колесов неторопливо достал из пачки сигарету, помял ее пальцами и, закурив, повел речь дальше:

— Ну так вот, доставили нас на аэродром. Погода аховая. Дикий ветрище и тьма египетская. На земле еще терпимо, а в воздухе, сам знаешь, как бывает в такую непогодь. Самолет наш из стороны в сторону болтается, трещит по швам. Может быть, и обошлось все, если бы на ту беду противник не обнаружил нас. Вначале одним прожектором нащупали, а потом еще двумя прихватили. Вокруг снаряды рвутся, дырявят осколками нашу машину. Командир корабля начал маневрировать, чтобы, значит, из слепящих лучей вырваться и из-под обстрела уйти. Самолет то вниз камнем летит, то вверх взмывает. Мы за сиденья уцепились, сидим ни живы ни мертвы. Вдруг нас будто подхватил кто и на пол швырнул. Слышу взрыв, треск и звон какой-то. Потух свет. Командир с трудом выровнял машину. Прожекторы потеряли нас. Их лучи шарили теперь меж туч правее и выше. Штурман с ручным фонариком возился у разбитой приборной доски. Рация самолета тоже вышла из строя. Летим вслепую, как говорится, куда кривая вывезет.

Мы обступили штурмана, посвечиваем ему фонариком, а он то на карту, то на часы поглядывает.

— Ну, что там у тебя? — крикнул ему командир корабля. — Определил, где находимся?

— Да вроде по курсу идем! — отозвался штурман, но в голосе его нет ни твердости, ни уверенности.

«Завезут нас к чертовой бабушке! — подумал я. — Им-то что? Вышвырнут из самолета и назад повернут. А нам каково будет?»

По времени мы уже давно должны были быть на месте, но попробуй разгляди какие-нибудь ориентиры на земле в такую ненастную ночь. Оставалось только на слово штурману верить. Он то лоб рукой трет, то волосы ерошит и что-то в уме прикидывает.

Вася ему:

— Не лучше ли назад вернуться?

А он сразу в пузырь полез.

— Не указывайте мне. Ваше дело приказ выполнять. Доставим на место, тогда сами собой распоряжайтесь.

Больно упрямый. С таким каши не сваришь. Примолкли мы, только смотрим, как он колдует у своей доски.

Наш радист Федюнин предложил свои услуги: давайте, мол, нашей портативной рацией с командованием свяжемся, но в это время штурман крикнул:

— Приготовиться!

Мы сразу к двери бросились. Штурман еще минуты две выждал, потом скомандовал:

— Пошел!

И мы «пошли» один за другим вниз. Небо уже серело. Явно запоздали мы с высадкой, но особого беспокойства я не испытывал. Главное, все же добрались до места, где, судя по данным нашей разведки, немцев было совсем мало, да и те отсиживались в селах, подальше от лесов и болот.

Приземлились мы на какой-то поляне. Кругом лес. Трава по колено. Все вроде чин по чину. Зарыли мы парашюты в землю, подкрепились малость, а когда совсем посветлело, начали карту рассматривать. Надо искать схожие ориентиры: перекресток проселочных дорог, безымянную речушку с мостом и ветряк на пригорке. Вскоре нашлась речушка, но никакого моста на ней поблизости не было. Наконец и перекресток проселков нашелся, а пригорок с ветряком словно сквозь землю провалился.

— Что-то не то! — сказал я.

А Вася и говорит:

— Давай к какому-нибудь селу путь держать. Узнать надо название окрестных сел, тогда уж можно будет сориентироваться по карте.

— Это как же, расспросами заниматься? — спросил Федюнин.

— Зачем расспросами, — ответил Вася. — Может, где на дорожные указатели наткнемся.

Ну и пошли мы по проселку вдоль лесной опушки.

Вдали слева показалась какая-то деревенька. Как назло, на дороге ни одного указателя. Обычно немцы этих знаков и указателей где надо и не надо натыкают, а тут ни одного. Оторвались мы от леса, вошли в кусты, что на берегу речушки курчавились. И вдруг видим — ковыляет по проселку дед с палкой в руке, седобородый, в полотняной сорочке. Лето, а на ногах у него валенки, на голове высокая овчинная шапка. В нашу сторону идет, вот-вот с нами поравняется.

Я обрадовался такой оказии: наш же ведь, советский дед, не немец. Высовываюсь из кустов и кричу:

— Дедусь, подойди-ка на минутку!

Старик остановился, оторопело глянул в нашу сторону, затем как даст стрекача, только пыль из-под валенок летит.

Вася за ним вдогонку, настиг, схватил за руку, к кустам потянул. И мы с радистом тут как тут подоспели.

— Что же это ты, дедусь, от своих драпаешь? — сказал я деду с укоризной.

Запыхавшийся старик испуганно смотрел на нас, и я подумал, что это не иначе как бывший кулак, раз от нашего брата, советских бойцов, улепетывать вздумал.

— Не бойся, папаша, — сказал я как можно ласковее. — Кто ты и куда идешь?

— Я-то? — переспросил старик и промолвил трясущимися губами: — Известно кто: колхозник. В гостях у дочки был, а теперь домой топаю.