Александр Гритченко - Подвиг на Курилах

Уже не предлагая больше садиться и сам оставаясь на ногах, капитан-лейтенант сухим официальным тоном посвятил старшину в круг его обязанностей, посоветовал быть повзыскательней, не преминул заметить, что корабль всегда числился на хорошем счету.

— Завтра доложите, как устроились, — сказал он в заключение.

В старшинской каюте Николай присел на скамейку, огляделся. В два этажа койки, отгороженные тяжелыми плюшевыми шторами, намертво привинченный к палубе выкрашенный под дуб стол, покрытый зеленой материей. Две банки, как называют здесь скамейки. На переборке в самодельной металлической рамке цветная вырезка из «Огонька» — три летчицы, совершившие рекордный перелет — Валентина Гризодубова, Полина Осипенко и Марина Раскова. Они улыбаются, из-под откинутых на затылок летных шлемов выбиваются легкие волосы…

Спустя несколько минут Вилков уже стоял на полубаке. Боцманская команда была в полном сборе. С нескрываемым интересом краснофлотцы разглядывали нового боцмана, появление которого, видимо, оторвало их от каких-то занятий. Ближе всех к Вилкову оказался приземистый, будто вросший в палубу, человек. На розовом, мясистом лице его блестели бусинки пота, а маленькие карие глазки смотрели на Вилкова в упор. Всем своим видом он словно бы говорил: «На первый взгляд ты орел, а каким окажешься на поверку, еще неизвестно, может, и мокрой курицей».

— Что ж, давайте знакомиться, — произнес старшина. — Фамилия моя Вилков, звать Николай, по батюшке — Александрович. А теперь вы себя назовите. Начнем с вас. — И Вилков указал глазами на приземистого человека.

Тот неожиданно тонким голосом произнес:

— Егоров Василий Карпович.

— Уваров Анатолий Ильич…

— Осьминкин Владимир Иванович…

— Синицын Леонид Борисович…

Разве он мог сразу всех запомнить? Конечно, Егорова ни с кем не спутаешь. Да и Уварова тоже: выглядит совсем мальчишкой. Длинный, худющий, шея тонкая, уши оттопыренные, большие, как вареники, а на щеках и на верхней губе рыжеватый пух. «Наверное, ни разу еще не брился, — подумал Вилков, исподтишка разглядывая Уварова. — Кисти рук в свежих царапинах. Нелегко, наверное, дается юноше корабельная наука…»

— Чем вы занимались перед моим приходом? — спросил спокойно боцман, ни к кому персонально не обращаясь.

Ответил Егоров.

— Ремонтировали оборудование.

— Продолжайте, не буду вам мешать.

И Вилков направился в носовую часть корабля, откуда стал наблюдать, как Анатолий Уваров тщетно пытается срастить упругие металлические нити троса. Длинные, тонкие пальцы хватают то один, то другой конец, нагибают их, но стальные нити пружинят, не поддаются, больно жалят руки.

— Эх, ты, салажонок, был бы мичман Дроздов, он бы тебя живо приучил к нашей работе, — презрительно бросил ему Егоров.

Вилков, стоявший за шлюпкой, не был виден матросам. Да и не до него им было, занятым работой. Его поразило, что Егоров, сам легко, без видимых усилий сращивающий тугие нити тросов, и не собирается помочь товарищу.

Пришлось подойти к Уварову, взять из его рук инструмент. Повернувшись к нему, ободряюще сказать:

— Видите, ничего здесь трудного нет. Научитесь. Еще и самому Егорову пять очков вперед дадите! — Он нарочно подчеркнул слово «самому».

И без того румяное лицо Егорова вспыхнуло, заходили под тугой кожей желваки.

— Мало каши съел, чтобы со мной тягаться, — обиделся он.

— А вы, оказывается, человек гордый, конкуренции не терпите, — поддел его Николай. — Сами у мичмана Дроздова научились, а товарищу помочь не хотите. Не по-флотски это, Василий Карпович. — И уже обращаясь к Уварову: — Вот так продолжайте. Не будет получаться, Егоров вам поможет. Как, Егоров, поможете?

— Помогу, почему не помочь…

С заместителем командира по политической части они сразу нашли общий язык. Оказалось, он, как и Вилков, до службы был речником. И это сблизило их.

Замполит спросил, какое впечатление произвела на боцмана команда.

Николай ответил не сразу.

— Народ в команде вроде неплохой, — осторожно начал он. — Есть отличные специалисты. Егоров, например… Уваров, тот совсем еще молодой. А в общем, я доволен. Сразу почувствовал школу мичмана Дроздова.

Внезапно замполит рассмеялся. И тут же сказал:

— Не сердись, старшина! Как только ты упомянул про школу Дроздова, у тебя даже голос изменился. Ну, прямо точь-в-точь, как у нашего командира. «Школа Дроздова» — это его излюбленный конек. На всех собраниях, совещаниях об этой школе говорил. Может, от этого-то наш бедный Дроздов и захворал… — Он добродушно хохотнул.

Пересев с кресла на диван рядом с Вилковым, замполит обнял его за плечи, понизил голос и сообщил:

— Вот что, Николай Александрович, Дроздов, конечно, отменный был специалист, слов нет. Но и он не без греха. Малость перехвалил его командир… Оттого, наверно, последнее время у того голова кругом и пошла. Дисциплину в команде ослабил. Любимчики появились. Тот же Егоров. Его, кстати, краснофлотцы между собой называют «единоличник». Ни за что к товарищу на помощь не придет…

«А ведь правильно говорит замполит, — отметил про себя Вилков. — Вот и сегодня Егоров над Уваровым потешался, вместо того, чтобы помочь».

Беседовали они еще долго.

А на следующий день сразу после подъема флага Вилков попросил разрешения командира освежить покраску правого борта.

— До ужина работу закончить, — распорядился командир.

Когда боцман ушел, он повернул к замполиту тщательно выбритое лицо.

— А боцман-то молодец. Я и сам собирался распорядиться насчет покраски…

Николай принялся колдовать над баночкой из-под консервов, смешивать краски разных цветов. Потом приказал Егорову и Уварову вместе заняться делом. От его внимательного взгляда не ускользнуло выражение растерянности, промелькнувшее на мясистом лице Егорова. Куда только девалась обычная самоуверенность того! Зато Уваров так и засиял, будто боцман пригласил его на торжественный обед, а не поручил работу.

Только позднее выяснилась причина необычного настроения Уварова…

Плотик, в котором разместились они с Егоровым, как поплавок прыгал на мелкой волне.

— Ну, действуйте, — напутствовал моряков боцман.

Когда часа два спустя он перегнулся через борт, чтобы посмотреть, как они там, то невольно услышал их разговор. Боцман ведь не сомневался: при покраске, как и во время сращивания тросов, Егоров будет задавать тон. Не без умысла послал их вместе, рассчитывая, что Уваров будет учиться у бывалого Егорова. А тут вдруг Уваров говорит Егорову:

— Ты, Вася, не так кисть держишь. Видишь, какие мазки получаются?

— У меня рука затекла, — оправдывается Егоров. — Я б лучше якорь-цепь вручную выбрал, чем этой покраской заниматься!