Войо Терич - Семь бойцов

XXVII

Семеро партизан непреклонно уходили на северо-восток. Там сорок дней назад стояла наша дивизия. Мы брели словно тени, порой уже не сознавая себя в реальном мире. И только прохладными серебристыми ночами, слушая шелест деревьев, мы вновь и вновь мысленно возвращались в прошлое, и тогда казалось, будто целая армия, оставшаяся у реки, идет за нами следом.

Минер, как всегда, шагал впереди. Однажды ясным утром, взобравшись первым на высокий холм, он осмотрелся и отчаянно замахал нам руками. Сквозь линзы бинокля вдали виднелась черная движущаяся масса — около сотни вооруженных бандитов. Они четко вырисовывались на горизонте. Мы укрылись в расщелинах и стали наблюдать. Вот темная толпа, подобно покрывалу, неожиданно соскользнула с плеч горы и медленно, цепочкой, втянулась в ущелье. Потом появилась ближе и, казалось, стала еще более темной и опасной. Минер замер на краю обрыва в тени можжевелового куста, крепко сжимая в руке гранату-крагуевчанку, напоминающую диск. Глядя на его воинственную позу, я понял, что он готов принять бой. Четники спокойно прошли под нами и скрылись за поворотом. Эта встреча была для нас Грозным предупреждением…

Мы по-прежнему идем вдали от сел, чтобы избежать столкновения с местными бандитами. Но нас может уничтожить голод. Пятый день мы не держали крошки во рту. Ничего, кроме Жуковой коры. Наступал голодный кризис. По ночам нас мучили кошмары: снился горячий душистый хлеб или жареное мясо. Шел семнадцатый день нашего движения. Высокие горные вершины отодвигались все. дальше на запад. По моим подсчетам, мы отмахали двести шестьдесят километров, хотя по прямой линии от Сутьески было всего лишь сто пятьдесят километров. Но ведь мы все время вынуждены идти в обход.

Со страшным усилием поднимался я на ноги. Наша одежда превратилась в лохмотья. Из ботинок выглядывали пальцы. Изможденные лица почернели от ветра и солнца.

— Нам нельзя больше оставаться в горах, — сказал я Минеру.

— Сколько раз мы уж говорили об этом, — ответил он. — И всегда отказывались переменить направление. Из-за того случая. Эти места — как звериное логово.

Он имел в виду встречу с той бандой.

— Если мы не спустимся в долину, группа потеряна.

— Ты каждый день меняешь мнение, — проворчал Минер. — То ты за то, чтоб идти в село, то — против.

Дальше ковыляли молча, но думали об одном и том же. Нужно было любым способом раздобыть продовольствие. По горькому опыту мы знали, что, едва лишь спустимся в село, нас начнут преследовать. А если догонят — уничтожат. А мы настолько ослабели, что не были готовы к отпору. «И все же надо попробовать», — решил я, вспомнив, как вчера Рябая потеряла сознание и как перепугалась за нее Адела.

Я был почти уверен, что и Минер думает так же. При мысли о селе мне в первую очередь вспоминался хлеб. Голодные видения преследовали меня. В такие минуты я смотрел на Аделу. Ее присутствие придавало мне силы.

За день мы проходили всего три километра, то и дело останавливаясь в тени. Не столько шли, сколько отдыхали. Хуже всего, когда приходилось карабкаться вверх. Взбираясь по одной из таких крутых троп, Рябая поскользнулась и чуть не сорвалась в пропасть: успела ухватиться за кусты.

Адела и Минер подняли ее. Рябая неверным шагом поплелась дальше. В глазах ее застыл ужас. Судейский шел молча. Старик передвигался медленно, но упрямо. Он так кашлял и задыхался, что временами казалось — вот-вот умрет. Я тоже чувствовал страшную слабость. Но, глядя на девушек, укорял себя. Да и шел я пока лучше остальных. Иногда уходил вперед на десятки метров. Потом ждал их, а они, подойдя, как снопы, падали на землю.

— Ты очень похудел, — заметил как-то Минер, — а шагаешь хорошо.

— Я много ходил пешком в детстве.

— У тебя крепкое сердце.

Так мы шли и шли, точно неведомая сила тянула нас вперед, не давая остановиться и умереть.

— Если до этого дойдет, умрем все вместе, — сказал однажды старик.

— Это в твоих интересах, — заметил Йован.

— Ты, сынок, уходи, если не хочешь с нами. Я как раз верю, что мы скоро выберемся.

— А как думают остальные? — не унимался Йован.

— Перестаньте, — строго приказал Минер и бросил на Йована сердитый взгляд.

— Вон мой дом, — вдруг произнесла Рябая. — Пошли! — И залилась безумным смехом. Адела и я схватили ее за руки. Рябая успокоилась, но смех ее еще звучал в наших ушах, разрывая сердце. Кругом были только скалы да можжевеловые кусты.

— Нужно отдохнуть, — предложил Минер. — Как ты думаешь, Грабовац?

— Некогда разлеживаться. Надо идти через силу, — возразил Йован.

— Прикуси язык! — проговорил Судейский.

— Ох, — вздохнула Адела, — скорее бы ночь наступала.

С одной стороны, мы понимали, что нужно идти, не теряя драгоценного времени, а с другой — усталость валила нас с ног. Минера тоже одолевали сомнения. Он хотел поскорее вывести изнемогающую группу в другой район, где нет такой опасности, но на пути стоял безжалостный голод. Солдаты так же бессильны без продовольствия, как и без боеприпасов. Поэтому, видимо, нам придется вступить в схватку.

XXVIII

В глухую ночь Минер отправился на разведку. Он принял решение. Мы уже настолько обессилели, что о дальнейшем продвижении по горам не могло быть и речи. Минер был настоящим командиром. Даже в такой критической ситуации он, как всегда, говорил ровно, спокойно. В его голосе звучала уверенность. И хотя глаза его глубоко ввалились от усталости и голода, он ничем не выказывал своей слабости.

«До села пять километров, — размышлял я. — Два часа — туда, два часа — обратно. Должны же кончиться эти проклятые пустые горы и этот постоянный голод!.. Мы — остатки армии, — думал я. — Сколько еще таких же, как мы, пробирается по этим просторам? Хорошо, если б их оказалось много, но вряд ли…»

Фашисты, видимо, рассчитывали на больший успех. Их ввело в заблуждение то обстоятельство, что в каньон Сутьески вошла вся армия. Здесь три реки, и каждая почти непроходима. Раньше изрезанная каньонами местность благоприятствовала нам, а теперь стала помехой. Пришлось бросить тяжелое оружие и обоз. А потом и госпиталь!

Мы полагали, что четыре бригады смогут прикрыть выход на западе. Оказалось, и четырех дивизий для этого недостаточно. Наши трижды предпринимали попытку прорваться и трижды — удачно. Четвертую предпринял последний эшелон. Кто виноват в том, что полегло пять тысяч бойцов? Правда, две трети армии прорвались. Где они сейчас? А что, если это просто моя фантазия, а на самом деле нет больше армии, нет никаких бригад?..

Мои размышления прервал вернувшийся Минер. Мрачные, как ночь, мы молча спускались в село. Но все обошлось как нельзя лучше. Застигнутая врасплох, сельская стража разбежалась, открыв беспорядочную пальбу, а мы, не теряя попусту времени, нагрузились продовольствием и двинулись обратно в горы.