Войо Терич - Семь бойцов

Мы взяли немного правее того пути, по которому в ночь перед боем спускалась бригада. Меня захватили воспоминания. На миг сквозь ветки пробилось солнце, но вскоре мы опять углубились в чащу, словно провалились в тьму туннеля. Какое-то неясное предчувствие томило меня. Казалось, что-то должно произойти. Да и Минер стал намного осторожнее, ведя нас па восток по темному и жаркому лесному туннелю с зеленым сводом.

Мы шагали с трудом, еле передвигая ноги. Нас мучил голод. Я готов был сожрать целого барана или хотя бы остаток кукурузы, которую несла Рябая. Опа бережет эти зерна. И как это у нее хватает терпения? «В конце концов, это глупо, — убеждал я себя. — Почему бы и не съесть их?»

И вдруг вспомнил, что в тот вечер, когда роты последний раз начинали марш, я сунул в карман штанов мясо. Завернутое в бумагу, оно так и лежало в моем кармане. Мясо посинело и неприятно пахло, но червей на нем не было. Я обрадовался и стал делить его. Странно, почему я не вспомнил о нем раньше? А ведь умирал с голоду! Почему? Кругом была смерть, вот и позабыл.

— Остаток спрячь, — сказал Минер. — На другой раз.

— К черту! — ответил я. — Вот и наемся.

Тогда Минер взял у меня кусок мяса и завернул в бумагу, предварительно переложив его черемшой.

— Так меньше вонять будет. — С этими словами он протянул сверток Рябой.

Та бережно взяла мясо, уложила в сумку и тщательно застегнула ее. Только теперь я заметил, что девушка волочит правую ногу.

— Тебя ранили? — спросил я.

— Да, при отступлении.

— Что за рана?

— Кость не затронуло.

— Когда делала перевязку?

— Вчера вечером. Только нечем обработать. Подорожник прикладываю. Старик меня научил…

Молча шагаем дальше. Минер вместе с Судейским ушли вперед, в разведку.

— Ступай сзади! — приказал мне Минер. — Оглядывайся, не идет ли кто следом.

Оглядываться было неприятно. Ветер шевелил кусты, и я то и дело останавливался. Потом приходилось тратить немало сил, чтобы догнать ушедших. Старик плелся, тяжело дыша. Девушка, превозмогая боль, старалась держаться невозмутимо. Лишь однажды я заметил, как исказилось от боли ее лицо, но, перехватив мой взгляд, Рябая сделала вид, будто ничего не случилось.

Километра через четыре я догнал Минера.

— Устали? — спросил он.

— Да.

— Путь у нас долгий…

— Наверстаем, когда спадет жара.

Минер ничего не ответил и продолжал шагать. Наконец он выбрал для стоянки надежное место.

— Тишину не нарушать! — приказал он.

Я понимал, что рано или поздно мы натолкнемся на немецкий патруль, один из тех, что прочесывают лес между биваками. Ведь немцы растянулись вдоль дороги на много километров вперед.

— Долго задерживаться опасно, — заметил Судейский.

— Все сейчас опасно, — отозвался Минер. — И все же я надеюсь, что мы выберемся. Это как в сказке об осле и льве.

— Что за сказка? — спросил старик.

Лицо Минера озарилось улыбкой, словно солнце выглянуло из-за туч.

— А вот какая. Лев больше всего на свете любил ослиное мясо. Увидел он однажды отличного осла и от радости так сильно разбежался, что перепрыгнул его, только спину чуть когтями задел. И пришлось льву не солоно хлебавши отправиться восвояси.

— А почему он не вернулся? — спросил старик.

— Лев — гордый и не любит возвращаться к своим жертвам, — ответил Минер. В голосе его мне послышалась насмешка.

— Ничего сказка! — заметил старик.

— Ты думаешь, немцы спешат в Италию? спросил Судейский.

— То, что думаю, оставлю при себе. Впрочем, бывают случаи, когда лев оказывается не слишком гордым.

— Спешат? Но это не мешает им все истреблять на своем пути, — вставил я.

— Не мешает. Они чувствуют себя уверенно! — произнес Судейский.

— Но мы не позволим истребить нас, — решительно сказал Минер.

— Воля божья, — вмешался старик.

Так-то оно так, — ответил Минер. — Но лучше бы отдохнуть. Бог не любит усталых людей…

— У тебя одышка? — спросил я старика.

Он ничего не ответил. Глаза у него покраснели, взгляд был мутным, седые волосы — грязные и всклокоченные.

Минер сидел неподвижно, уставившись в зеленую стену леса. Старик и Рябая расположились рядом, а я, опираясь на винтовку, опустился на поваленное дерево, немного позади их. Судейский лежал на спине.

Солнце уже оседлало гору. Подул свежий вечерний ветерок. Стоял чудесный летний вечер. Вокруг развесистого бука буйно разросся папоротник. О чем-то шептался кустарник. Трудно было отвести взгляд от этих кустов, под порывами ветра они качались все сильнее и сильнее. Нас было пятеро партизан — безмолвная поросль вместо шумной дивизии! От отчаяния защемило в груди. Казалось, ничто не может вывести меня из оцепенения.

И вдруг в раздвинутых руками кустах я увидел две головы. Одна из них явно принадлежала женщине. Ее пышные волосы блестели на солнце. Эти люди находились довольно далеко, я не мог как следует разглядеть их лица. Мужчина был небрит. Но если рядом с ним женщина, значит, это — не немцы. И я спокойно наблюдал за ними, потом махнул Минеру.

— Ты что? — прошептал Минер, подползая ко мне. — Кто это?

— Это не немцы, — ответил я.

— Они тебя заметили?

— Думаю, что да. Но это не имеет значения.

— Почему?

В это время те двое вышли из кустов. Мужчина, очень худой, обросший, смуглый, походил на кочующего цыгана. На плече он небрежно нес чешский карабин с коротким прикладом и вызывающе смотрел на меня.

У девушки были волнистые волосы. Темно-русые и блестящие. И большие глаза! «Она! — обожгла меня мысль. — Та самая девушка из партизанского отряда!» Мгновенно перед моим взором возникла шеренга бойцов в лесу и эта девушка с бездонным взглядом. Командир батальона ставит задачу в канун боя. Дубы поднимают плечи, подпирая небо…

Я прирос к месту и не сводил с нее глаз.

А они оба подошли к Минеру, что-то ему сказали: и уселись рядом со стариком. Эту девушку звали Аделой. Она поздоровалась со стариком и Рябой, а на меня будто и не обратила внимания. Правда, мне показалось, что украдкой она как-то странно взглянула на меня, но это мне просто так показалось. Я был почти уверен, что она даже не посмотрела в мою сторону. Однако на душе у меня стало почему-то светло и радостно, хотя девушка не обменялась со мной ни одним словом.

Мы тронулись дальше. Русло ручья утопало в гирлянде раскидистых веток. Заходящее солнце лишь изредка пробивалось тонкой золотистой ниткой сквозь густой зеленый туннель. Вечерний ветер обдавал нас прохладой, предательски шелестел в кустах.

«А она не очень похудела», — подумал я, хотя с того вечера прошло не больше десяти дней. Это была, конечно, она. Те же черные глаза. То же продолговатое, смуглое лицо. Те же волнистые волосы, только сейчас на ней — шерстяная крестьянская юбка, плотно облегающая фигуру, а тогда она была в солдатских брюках. Эту девушку достаточно увидеть один раз, чтобы запомнить навсегда.