Николай Ященко - С отцами вместе

Когда ребятишки выкатили со двора тележку, японец снова обошел ее, заглянул в опорожненную миску, пощупал на голове мальчугана фуражку, огладил его бока, строго посмотрел на девочку и неожиданно засмеялся, блеснув двумя золотыми зубами.

— Руски харасё!

Витька нахально потребовал у солдата:

— Зинта кудасай!

Японец достал из кармана блестящую коробочку, вытряс на ладонь мальчика несколько розовых горошинок, потом протянул коробку девочке.

— Не надо! Аригато! — поблагодарила она солдата, впряглась в тележку, на которой уже сидел Витька. Он плутовато, как закадычному дружку, подмигнул японцу и закричал:

— Нн-о! Поехали! Пошевеливай ногами!

Часовой смеялся им вслед…

Усатый и руководимые им двойки подпольщиков ломали головы над тем, как избавиться от серо-грязного зловещего бронепоезда. Все сходились на одном — разбирать пути нет особого смысла: броневик хоть и сойдет с рельсов, но останется целым и скоро снова будет продолжать свое черное дело. Его надо уничтожить и тем показать нарастающую силу партизан. Но где взять взрывчатку? На днях возобновили работы на каменном карьере… Склад взрывчатки охраняли японцы. Они тщательно обыскивали рабочих, вынести из карьера никто ничего не мог. Был единственный выход — налет. Для этого требовалось выбрать удобное время, конечно, лучше днем, когда у склада стояло меньше часовых. В карьере работали свои люди, которые могли дать весточку партизанам. Появление в карьере взрослых вызвало бы у японцев подозрение. Вот старый Кравченко и послал ребятишек с миской…

В доставленной Верой записке сообщалось, что динамит перевезен с центрального склада на подсобный, там раздатчиком работает надежный человек. Днем больше двух японских часовых не бывает…

Через час по Базарной улице, от китайских лавочек к покрытой соснами горе, бежала гнедая лошадь, запряженная в легкую телегу. Сидевший на ней мужчина размахивая бичом, торопил коня. Около больничной ограды на телегу вскочил железнодорожник с фонарем в руках, а против дома лесничества попросился подъехать человек в брезентовом плаще. Отсюда дорога сворачивала к каменному карьеру…

В мелком сосняке подводу остановил японский часовой. Двое сошли с телеги и стали что-то объяснять солдату. Мужчина в плаще взмахнул ножом, японец покачнулся и повалился на руки железнодорожнику. Оставив мертвого часового в зарослях сосняка, люди поехали дальше, к нижнему складу. Второго часового сняли так же тихо и спрятали за камнями. Несколько ящиков с динамитом быстро перенесли на телегу. Раздатчика крепко связали по рукам и ногам, чтобы его не могли заподозрить в связях с партизанами. Мужчина в брезентовом плаще и железнодорожник побежали к горе, а третий человек погнал Гнедого по дороге в лес…

Дождь так и не собрался. Сильный ветер к полудню разогнал тучи и утих сам. Снова приветливо засияло солнце…

Партизаны заложили взрывчатку на большом уклоне. Слева — скалистые горы, справа — крутой откос, а под ним огромная поляна, еще со времен постройки железной дороги усеянная камнями разных размеров. За поляной — пологий берег реки, поросший тальником.

Храпчук и Капустин думали теперь об одном: только бы хорошо сработала самодельная мина. Они лежали за большим камнем у протянутого от линии шнура и ждали «гостя» со станции. Когда пройдет бронепоезд — никто не знал. Было известно, что он отправится в Читу, но расписания для него не существовало. Матрос решил выманить бронепоезд. Он приказал партизанам подпилить несколько телеграфных столбов.

В гору полезли бородатый казак и Шурка Лежанкин. Первый столб повис на проводах, низко притянув их к земле, второй рухнул на скалу, разрывая железные нити. Когда свалился третий столб, казак подал знак спускаться.

Партизаны с нетерпением вглядывались в сторону станции, выползали на полотно и прикладывали ухо к рельсам: не слышно ли стука идущего бронепоезда.

Матрос приказал Шурке спуститься к реке и ждать всех у лодок. К берегу изобретатель побрел нехотя, часто оглядываясь. Он еще надеялся, что командир изменит свое решение. Но этого не случилось…

Сидя в кустах, Шурка считал себя обиженным. Вот-вот подорвут бронепоезд, может быть, начнется обстрел карателей, а он должен торчать тут, на берегу, и смотреть на пустые лодки. Зачем же дали ему карабин? Для чего Лидия Ивановна своими руками пришила красный бантик на его фуражку, подаренную Тимофеем Ефимовичем Кравченко? Будь здесь брат Ваня, он давно бы послал Шурку в самый горячий бой. Неужели его, Эдисона, считают мальчишкой и боятся пустить в дело? Нет уж! Дудки!

Шурка прислушался. Как будто вдали грохотал поезд. Больше ждать было невозможно.

Ом ползком добрался до левого фланга партизанской цепи и залег за каменной глыбой. Храпчук увидел его, погрозил пальцем.

Броневик показался из-за скалы, весь освещенный розовым закатом солнца. Храпчук замер у шнура. Рядом порывисто дышал Капустин…

Шурка теперь не лежал, а вертелся на земле. Ему казалось, что партизаны медлят, что мина никогда не взорвется, и поезд-каратель уйдет невредимым. Где же Матрос, почему он не подает команды? Можно ведь стрелять по паровозу, прямо в будку машиниста, там должны быть смотровые щели. Хорошо бы сделать это ему, Шурке. Надо только перебежать вон к тому камню и тогда…

«Истребитель» совсем близко. Над рекой эхом отдается перестук колес. Шурка ничего не слышит, кроме биения своего сердца. «Сейчас, вот сейчас…» Не помня себя, он выскочил из укрытия и побежал.

— Назад! Назад! — закричали ему из цепи.

Из крайней бойницы первого вагона застрочил пулемет. И в тот же миг Храпчук дернул шнур…

Хорошо сработала партизанская мина. Серая громадина свалилась под откос…

Партизаны отходили к реке, надо было на лодках переправиться на другую сторону. Цыдып Гармаев и Капустин несли Шурку. Старый Храпчук держал в руках Шуркину фуражку с малиновыми кантами…

У партизанского костра в ту ночь было тихо. На носилках из свежих березовых палок лежал белокурый паренек. Его накрыли пахнущими ветками листвянок. Храпчук не выпускал из рук кондукторскую фуражку. При свете костра он разглядел на подкладке три буквы — КТК, означавшие имя, отчество и фамилию сердечного Шуркиного друга.

Самого юного партизана хоронили на рассвете. Из-за хребта только-только показалось солнце. Партизаны дали залп. Лидия Ивановна говорила о жизнях, которые отдаются ради грядущего счастья на земле…

Через два дня связной привез Усатому известие о гибели Александра Лежанкина. Ребята узнали об этом от Костиного отца…

Еще не было забыто горе, еще не высохли слезы, когда босоногая команда пошла в лес за ягодами. Старый Кравченко в их ведра вместе с кусками хлеба и малосольными огурцами положил по нескольку гранат. На известной одному Васюрке тропинке их встретит партизанский разведчик…