Николай Коняев - Непобежденная крепость

Как известно, явленная в Казани икона имела размеры шесть на пять вершков (26,66 на 22, 225 см), икона Казанской Божьей Матери, принесенная в Москву ополчением Минина и Пожарского, – пять на восемь вершков (22,225 на 35,56 см). Икона, привезенная в Санкт-Петербург царицей Прасковьей и хранящаяся сейчас в Казанском соборе, – 13 на 12 вершков (58,175 на 53, 30 см).

Шлиссельбургская икона была значительно больше их по размерам. Согласно измерениям священника Иоанна Флоринского, длина ее составляла 1 аршин 7,5 вершка (104,46 см), ширина – 1 аршин 2 вершка (80,01 см).

«Эта местная святыня, – писал последний настоятель Шлиссельбургского крепостного храма Рождества Иоанна Предтечи протоиерей Иоанн Флоринский, – оставшаяся в иноверческой земле, могла бы исчезнуть бесследно, как исчезли сами православные церкви в Орешке, с их украшениями и утварью, если бы заботливая рука одного из оставшихся в Орешке ревнителей православия не скрыла эту духовную ценность от глаз иноверных. Икона была замурована в стене древнего русского крепостного храма, и здесь-то она сохранялась в течение почти целого столетия. Православные ореховцы надеялись таким образом предохранить драгоценный образ Небесной Владычицы от поругания иноплеменных, твердо веря, что Царица Небесная Сама освободит свой образ от временного заточения и возвратит принадлежащий Ей храм и покровительствуемую Ею древнерусскую область в руки православных».

Видимо, так и было…

Возможно, достаточно значительные размеры Шлиссельбургского списка Казанской иконы Божией Матери не позволили вывезти ее из Орешка, но скорее всего, защитники замуровали икону в надежде на то, что она поможет вернуть России ее невскую твердыню.

Уместно вспомнить здесь, что Тихвинскую икону Божией Матери, проплывшую 26 июня 1383 года в небе вблизи Шлиссельбурга, тоже замуровывали в свое время в стене Пантократорской обители, чтобы спасти от еретиков-иконоборцев… В этом повторе истории, дивным отсветом ложащемся на само явление Шлиссельбургской иконы, обнаруживается глубокий мистический смысл. Шлиссельбургская икона как бы соединяет в себе две иконы, одна из которых, Тихвинская, именуется охранительницей северных рубежей России, а другая, Казанская, – спасительницей нашего Отечества.

Тихвинскую – тогда она называлась Влахернской – икону освободили через 60 лет.

Шлиссельбургская икона пробыла в каменном плену 90 лет.

Мы уже рассказали, как была обретена икона и почему Петр I не пожелал придать должного статуса чудесному обретению иконы Казанской Божией Матери в Шлиссельбурге.

Да… Взявший Нотебург Петр I считал, что он не освобождает, а завоевывает эти земли. Разница незначительная, если говорить о результате военной кампании, но чрезвычайно существенная, если вернуться к духовному смыслу войны, которая велась тогда на берегах Невы.

Потом стали говорить, что Петр I прорубил окно в Европу…

На самом деле окно в Европу здесь было всегда – требовалось только отодрать старые шведские доски, которыми оно было заколочено.

Но Петр все делал сам, и даже когда он совершал то, что было предопределено всем ходом русской истории, он действовал так, как будто никакой истории до него не было и вся она только при нем и начинается. Это болезнь всех реформаторов в нашей стране!

И в этом и заключен ответ на вопрос, почему Петр не захотел узнать о чудесном явлении Шлиссельбургской иконы Божией Матери…

Нет, не русский Орешек освободил Петр, а взял шведскую крепость Нотебург и тут же основал здесь свой Шлиссельбург. Как могла вместиться сюда Казанская икона Божией Матери, неведомо когда, до всяких прославлений появившаяся здесь?!

И Шлиссельбургская икона Казанской Божией Матери так и осталась в крепости. Многочисленные чудеса происходили от нее.

Народное почитание иконы началось сразу.

Особенно это ощущалось 8 июля по старому стилю, на праздник явления иконы Казанской Богоматери.

В предшествующее празднику воскресенье Шлиссельбургскую икону с крестным ходом выносили из собора Иоанна Предтечи и на лодках переплавляли через Неву, а затем устанавливали в часовне Благовещенского собора, которую стали называть часовней иконы Казанской Божией Матери 45.

В сам праздник крестный ход с чудотворной иконой проходил по Петровскому и Екатерининскому каналам, затем процессия удалялась по Рыбацкой улице 46к Преображенской горе.

На этот крестный ход собиралось великое множество людей. В окружении «не одних жителей Шлиссельбурга, но и тысяч пришлаго народа» икону проносили вокруг города. «И вся эта многотысячная толпа с благоговением стремилась, чтобы хотя тень честной иконы осенила их во время шествия».

Ну а в царствование Александра III про Шлиссельбургскую икону вспомнили и в царском дворце.

«1883 год. Июня 15 в девять часов утра изволили прибыть в город Шлиссельбург, посетить шлиссельбургскую крепостную часовню, слушать краткое молитвословие и лобызать явленно-чудотворную икону Богоматери Их Императорския Высочества государь император Александр III и государыня императрица Мария Федоровна с августейшими сыновьями Николаем и Георгием Александровичами, великим князем Алексеем Александровичем и великою княгинею Мариею Александровною».

«1884 года июня 18 дня в десять часов утра изволили посетить крепостной храм и часовню и слушали краткое молитвословие Их Императорские Высочества великий князь Владимир Александрович и супруга его государыня великая княгиня Мария Павловна».

Икону, богато украшенную за годы после обретения позолоченной ризой с жемчугом и драгоценными камнями, хранили в «сребро-позлащенной» оправе-футляре в особом киоте за правым клиросом собора Иоанна Предтечи. Зимой икону переносили в казармы, в теплую церковь Апостола Филиппа.

Когда в 1866 году «уездными работными людьми» вдоль берегов Ладожского озера было завершено строительство бесшлюзового канала имени императора Александра II, на средства прихожан островного храма Иоанна Предтечи была воздвигнута для иконы Казанской Богоматери часовня Успения Богоматери.

В 1890 году расширили «для удобнейшего помещения богомольцев» крепостную часовню.

Здесь и помещался теперь Шлиссельбургский образ Казанской Божией Матери…

Можно рассуждать, что если бы остался жив Гермоген, может, и не вернулись бы так быстро в Кремль предатели-бояре и, может быть, не удалось бы им так легко оттеснить от руководства страной ее освободителей. Может быть, и выбрали бы тогда царя из тех, кто освобождал Москву от поляков, а не из тех, кто защищал Москву от народного ополчения. Может быть, и взяли бы тогда верх те, кто считал, что у русского человека есть силы, чтобы устроить свою страну без пришлых людей, а не те, кто считал, что нам надо завозить для управления нами шведов, поляков или немцев…