Александр Журавлев - Рассказы о героях

1967 г.

Герой Советского Союза

Федор Константинович Асеев

Дни в лагере шли своим чередом. На стрельбище и танкодроме, учебном поле и артполигоне красноармейцы настойчиво овладевали оружием.

Бузулукчанин Ф. К. Асеев, как и другие его земляки, находившиеся тогда на сборах, думал: «Отстреляемся и отпустят нас домой, к семье». А семья у Асеева, лесного объездчика, была немалой: жена и четверо сыновей.

Однако вернуться домой, к мирному труду не пришлось. Вероломный враг напал на нашу Родину, началась Великая Отечественная война. Дорога к семье, дальняя и трудная, пролегла через бои.

…В дверях теплушки мелькали села, станции, перелески, позади оставались глухие полустанки и большие города.

И чем дальше эшелон уходил от родного Оренбуржья, тем сильнее чувствовалось дыхание войны. Горько и больно было смотреть на разрушенные города и села. Дым пожарищ слезил глаза.

Эшелон остановился неподалеку от полусожженной станции. Часть выгрузилась и вскоре вступила в бой. Для многих бойцов он был первым, только не для старого солдата Асеева.

Федор Константинович Асеев родился в селе Сухоречке, близ Бузулука, в 1899 году в бедной крестьянской семье. Нужда и лишения — вот, пожалуй, и все, что сохранила память о детстве и юности. Асеевы жили большой и дружной семьей, работали до седьмого пота, однако из нужды не вылезали.

С победой Великого Октября канула в прошлое полуголодная, бесправная жизнь. Люди, испытавшие подневольный труд, горькую нужду, стали хозяевами своей судьбы. Только бы жить и жить! Но все силы старого мира обрушились на только что народившееся Советское государство. В июне 1918 года Асеев вступил в один из отрядов В. И. Чапаева.

В исторический день 19 апреля 1919 года в родном селе он, как и сотни других бойцов Пугачевского полка 25-й Чапаевской дивизии, принял присягу. После торжественной клятвы чапаевцы выступили навстречу врагу.

Где только не побывал в те годы Асеев. Будучи разведчиком, он засекал огневые точки колчаковцев в районе Бузулука и под Бугурусланом, штурмовал Стерлитамак, в боях под Уфой отражал «психическую» атаку белогвардейцев. Был ранен, но остался в строю. Пришлось повоевать и на Польском фронте.

Кончилась гражданская война. Асеев вернулся в родное село. Занимался хлебопашеством, работал в лесхозе. Подрастали сыновья, достаток и счастье пришли в дом. На это счастье посягнули гитлеровцы. Пришлось снова взяться за оружие.

В годы Великой Отечественной войны артиллерист старшина Асеев познал и горечь неудач и радость побед. Сотни тревожных дней и ночей провел он на фронте, участвовал во многих боях, Его орудие, двигаясь в боевых порядках пехоты, вело огонь прямой наводкой, в упор уничтожало вражеские огневые точки и живую силу.

Однажды подразделение, в котором служил Асеев, проходило через украинское село, недавно освобожденное от гитлеровцев. Еще дымились остовы домов. С земли ветер поднимал пепел. Кругом лежали трупы замученных врагом людей. У развилки дорог Асеев и его товарищи увидели повешенную на перекладине женщину. У ее ног рыдала маленькая девочка. «Мама, мамочка!» — кричала она. Проходя в суровом молчании мимо виселицы, воины дали клятву беспощадно мстить врагу за кровь и слезы замученных.

Высокие волевые качества, командирское умение нашего земляка наиболее полно проявились при форсировании Днепра, на подступах к Киеву.

…В землянке было тесно. Бойцы, утомленные рытьем щелей, изготовлением плота, думали каждый о своем. Огонек коптилки тускло освещал усталые лица.

Асеев — в который раз! — достал из кармана треугольник письма, шершавой ладонью натруженной руки разгладил листок. Старший сын Александр, летчик, сообщал о первом сбитом им «мессершмитте». Успехи сына волновали отцовское сердце. Приятно было сознавать, что и он не отстает от сына: артиллерийский расчет, которым он командует, в битве за Киев уже потопил немецкий катер с офицерами.

Вскоре артиллеристы заняли места у орудия. Холодом веяло от Днепра. Беззвездная, тревожная фронтовая ночь простиралась над измученной землей. По ту сторону Днепра горели деревни. А здесь, в лесу, надломленные снарядами вершины деревьев поскрипывали, словно стонали от боли.

Расчету Асеева было приказано форсировать реку первым рейсом совместно со стрелковым взводом. Артиллеристы вышли к самому берегу красивой и могучей реки. Асееву показалось, что таким Днепр был и в гражданскую войну, когда он переправлялся со своим расчетом через реку, освобождая Киев от белополяков.

Кто-то у лодки тихо сказал:

Нет, не журавли летели над Днепром. Снаряды и пули визжали и свистели над рекой.

Бывалые, натренированные воины, понимавшие своего командира с полуслова, спустили на воду плот, погрузили пушку, боеприпасы и поплыли к противоположному берегу. Течением реки плот стало относить в сторону. Немцы усилили огонь. Снаряды и мины рвались на прибрежной земле, в реке, поднимая столбы земли, фонтаны воды. Один из номеров орудия был ранен.

Причалили под огнем. Увязая в размякшей после дождей земле, бойцы вытянули орудие на высокий берег, оборудовали огневую позицию. К расчету Асеева примкнуло шесть наших воинов — все, кто остался в живых из стрелкового взвода, переправлявшегося на лодках в одно время с артиллеристами. Асеев стал старшим начальником на плацдарме. Положение осложнялось тем, что группа не имела связи с нашим берегом: во время переправы осколки снарядов порвали кабель, повредили телефонный аппарат.

Забрезжил рассвет. Фашистские самолеты обрушили на плацдарм смертоносный груз. Советские воины мужественно выдержали налет. Они не понесли урона, потому что не щадя сил поработали над оборудованием позиции.

Налет был только началом. В туманной дымке показалась цепь гитлеровских головорезов. Их было свыше роты, и шли они во весь рост, непрерывно стреляя из автоматов.

— Нас «психической» не возьмешь, — сказал молодой боец, которого за голубые глаза все звали Васильком.

— Правильно, сынок! — отозвался Асеев. Он скинул с себя шинель и распорядился:

— Без команды огонь не открывать!

Нужна была несгибаемая стойкость, железная выдержка, чтобы подпустить врагов близко, бить их наверняка. И когда гитлеровцы подошли, Асеев крикнул:

— По фашистским гадам огонь!