Елена Подкатик - Точка

Вот так всегда. Я вздохнула, ещё раз полюбовавшись прекрасным букетом из двенадцати гвоздик, которые вчера подарил муж, и пошла открывать дверь.

Интересно, кто бы это мог быть? С родителями я разговаривала пару часов назад, они собирались в театр. С мужем общалась в «Скайпе» утром – даже если он захочет сделать приятный сюрприз, то физически просто не успеет вернуться. Семьсот километров отделяют нас друг от друга.

Больше некого было ждать в этот дивный сказочный вечер, украсивший фантастические деревья миллионами хрустальных бисерин.

– Иду! Минуточку подождите! – закрыв дверь в спальню и набросив на плечи тёплый махровый халат, я вышла в прихожую.

Звонок тренькнул ещё раз.

Надо же, нетерпеливые какие! Очень интересно, что нужно запоздалым гостям?

Я заглянула в дверной глазок и потеряла дар речи.

Одно из двух: или я внезапно сошла с ума, или перед моей дверью стояла Мирра Львовна Андреева.

Спокойно, Мила, спокойно. Просто тебе показалось, что эта женщина может быть похожей на Мирру Львовну. И одета она по-другому. В шляпе, каких отроду не носила хозяйка квартиры № 2 дома по улице Раковской. Да и выглядит гостья лет на семьдесят, не больше.

Дрожащими пальцами я открыла дверь. И застыла от нереальности происходящего. Вот внезапно помолодевшая Мирра Львовна улыбается, снимает дорогие кожаные перчатки и протягивает мне руку.

Сквозь шум в ушах слышу её приветливый голос, но почему-то с акцентом:

– Здравствуйте, мадам! Меня зовут Эва Марли. Вы позволите?

Я продолжала стоять окаменевшим истуканом.

– Простите, с вами всё в порядке? Разрешите войти?

– Извините. Проходите, конечно! – шок проходил, я вглядывалась в лицо незнакомки и понимала, что внешнее сходство с Миррой Львовной, конечно, было, но только в общих чертах. Передо мной стояла пожилая ухоженная женщина, живущая, скорее всего, где-то в Европе. – Проходите в гостиную.

– Благодарю.

Я закрыла входную дверь, по дороге убедилась, что в спальне всё тихо и вернулась в комнату.

Эва Марли стояла возле карандашного автопортрета Мирры Львовны Андреевой, взволнованно перебирала тонкими пальцами лакированные ручки дамской сумочки.

– Милая дама, простите, как вас зовут?

– Людмила. Меня зовут Людмила.

– Скажите, Людмила, вы давно здесь живёте?

– Я живу недавно, чуть больше месяца.

– Людмила, я хочу спросить вас кое про что. Или кое о чём… Как правильно говорить? Русский язык даётся с трудом. Мне нужно знать судьба одной семьи, которая, возможно, жила этот дом. Кроме вас здесь ещё кто-нибудь живёт?

– Нет, к сожалению, жильцы этого дома с прошлого года расселены по новым адресам. С некоторых пор я являюсь хозяйкой квартиры.

– Как жаль, видимо, я приехала напрасно. Мои видения обманули. Скажите, вы делали в доме ремонт?

– Да, только на втором этаже. На первом…

– Простите, вы не видели здесь люстру или лампу со стеклянными ангелами?

Этого не может быть. Просто потому, что так не бывает.

– Вы уверены, что ищете люстру с ангелами?

– Мы можем присесть? – гостья вопросительно посмотрела на хозяйку, растерявшуюся до такой степени, что забыла обо всех правилах гостеприимства.

– Извините. Просто вы очень похожи на мою знакомую. Ваше сходство, хрустальные ангелы – слишком много совпадений.

Эва внезапно побледнела.

– Mein Gott, es ist wahr! Ich bin auf dem richtigen Weg! [53]

– Что вы сказали? Вы плохо себя чувствуете?

– Людмила, я не очень хорошо знать русский язык. В моменты, когда волнуюсь, начинаю говорить на немецкий. Ничего, это пройдёт. Сейчас я буду говорить вам историю, в которой много трагичного. Надеюсь, вас не затруднит слушать меня? Я могу говорить?

– Конечно! У меня есть время, и вы можете говорить. Только давайте для начала я угощу вас чаем. Вы позволите?

– Нет-нет, чай потом! Слишком долго я искала этот дом, слишком долго искала сведения. Чай подождёт. Я волнуюсь, могу быть непоследовательна. Простите.

Она умоляюще скрестила руки на груди, всем видом показывая крайнюю степень волнения.

Жестом я пригласила гостью присесть на диван.

– Здесь нам будет удобнее. Простите, но правила гостеприимства не позволяют мне оставить собеседника без чашки чая.

– Благодарю. С вашего позволения, начну свой рассказ. Живу я в Швейцарии. Город Берн. Возможно, вы слышали. Мои родители – Ганс и Ингрид Диммерштольц – родом из Германии. Из своего раннего детства помню очень мало: старый дом в Германии, переезд в Швейцарию – вот и всё. В Берне я пошла в школу, нашла новых друзей. Прекрасные времена, – Эва закрыла на мгновение глаза, вспоминая далёкие годы. – Потом поступила в лингвистический университет. Я лингвист, переводчик с немецкий на французский. Через некоторое время познакомилась с хорошим парнем и стала выходить замуж… Так, кажется, это называется по-русски – замуж, за швейцарского дипломата Адама Марли. У нас родились две прекрасные дочери – Микаэла и Сьюзен. Сейчас им чуть больше сорок лет. У них растут свои дети – наши внуки. Для чего я вам всё это рассказываю? Понимаете, всю свою сознательную жизнь я жила с чувством чего-то незаконченного. Утраченного. Прекрасная семья, замечательные дети – и всё время внутренний голос говорил, что я лишена чего-то важного. Так было до прошлого года. Сейчас вы начнёте понимать. Мои родители умерли ещё в восьмидесятые. Их дом мы продали, некоторые семейные ценности муж запаковал в коробки и оставил их на чердаке нашего дома. В прошлом году, где-то в конце октября, мы были вынуждены поменять местожительство. Я сама занялась переездом. Во время сборов нашла те самые коробки. И в одной из них обнаружились письма моей мамы к своим родителям. Письма были собраны по годам. Мне показалось, это интересно. Наугад я открыла пачку, датированную 1947 годом. Стала читать и вот что узнала, – Эва открыла сумочку и протянула мне плотный конверт. – Вы читаете по-немецки?

– Да, я читаю по-немецки.

Ровные строчки почти каллиграфического почерка: « Ингрид, постарайся сделать так, чтобы Эва забыла свой родной язык. Вам нужно уехать туда, где она не сможет встретиться ни с одним из русских. Генетическая память очень сильна. Поэтому нужно сделать так, чтобы наша девочка думала и говорила только на немецком языке ».

Я положила письмо в конверт. Эва Марли смотрела прямо перед собой, снова переживая одно из самых трагичных событий своей жизни.

– Сказать, что я была потрясена – значит ничего не сказать. Моё сознание было взорвано. Кто я? Русская? Тогда почему не знаю об этом? Где мои настоящие родители? Когда именно меня удочерили? Вопросы роем жалящих пчёл кружились в голове. Я показала письма мужу, детям. Они поняли моё желание узнать о своём прошлом. Но с чего начать? Своего настоящего имени и фамилии я не помнила. Дата рождения, видимо, тоже была вымышлена. Мы стали искать сведения о русских детях в детских домах Германии. Потом обратились в Красный Крест. Написали письмо в Посольство России с просьбой о помощи. Безрезультатно.