Наталья Кравцова - На горящем самолете

– Эх, ты! – сказала Леля. – Что ж ты так? А если б тебя немцы?

Парень помялся, не зная, что ответить.

– Так я ж вижу – вы свои...

– Свои... А может быть – чужие! Откуда ты знаешь? Ну, веди нас к командиру!

В тот же день они приехали на машине в свой полк.

– Девочки, Леля и Руфа вернулись!

Весть моментально разнеслась по полку. Их обнимали, расспрашивали, поздравляли с наградой... А они, грязные, усталые, похудевшие за эти дни, вяло отвечали на вопросы, через силу улыбались. Им хотелось спать, только спать...

Лето 1943 года на Кубани было трудным. «Голубую линию» гитлеровцы удерживали прочно, очевидно рассчитывая сделать ее плацдармом для наступления.

Отходя с Северного Кавказа, из-под Ставрополя и Майкопа, враг стянул сюда большие силы, много техники и средств ПВО и сосредоточил все это на сравнительно небольшой площади Таманского полуострова.

Каждую ночь ПО-2 летали бомбить немецкий передний край, укрепленные районы и ближние тылы. Новороссийск, Анапа, Крымская, Гостагаевская, Варениковская, Темрюк...

Для того чтобы в течение ночи сделать как можно больше боевых вылетов, полк обычно еще до наступления темноты перелетал поближе к линии фронта, на так называемый аэродром подскока. Отсюда девушки летали всю ночь, а утром снова возвращались на основной аэродром. Иногда экипажи успевали слетать на цель по десять-двенадцать раз за ночь. Это было очень утомительно.

Часто, когда днем после боевой работы Руфа спала коротким тревожным сном, ей снились прожекторы. Широкие ярко-белые лучи качались в темноте, сплетаясь в живые сети. Она просыпалась, стараясь отогнать тяжелые видения. Но как только закрывала глаза, снова вспыхивали огни и в темноте шарили лучи...

С тех пор как Руфу назначили штурманом эскадрильи, у нее появилось много дополнительных забот. В эскадрилью влились молодые штурманы из числа тех девушек, которые сначала работали вооруженцами, но здесь же, в полку, переучились на штурманов. С ними нужно было заниматься, объяснять теорию и практику штурманского дела. Времени у Руфы не хватало. Много занималась с молодыми штурманами и Женя Руднева, штурман полка, с которой Руфа училась в университете. Она организовала даже что-то вроде постоянных штурманских курсов.

Кроме того, в полку была создана четвертая эскадрилья. Прибывали новые летчицы, которые не имели боевого опыта и никогда не летали ночью. Свои первые боевые вылеты они совершали с лучшими штурманами, и Руфе часто приходилось «вывозить» молодых летчиц.

Непрерывные ночные бомбежки, видимо, настолько беспокоили гитлеровцев, что сюда, на Кубань, они перебросили авиационную часть, состоящую из ночных истребителей. Немецкие асы стали охотиться по ночам за тихоходными ПО-2. Обычно немецкий истребитель, патрулируя в воздухе, ждал, когда прожекторы поймают самолет. Тогда он давал ракету – сигнал «Я свой». Зенитки не открывали стрельбы, и лучи вели ПО-2 в полной тишине. Истребитель же подходил к самолету вплотную и расстреливал его.

Так в одну из ночей были сбиты и сгорели в воздухе четыре ПО-2. Восемь девушек, летчиков и штурманов, погибли в эту ночь...

Однажды Леля и Руфа получили задание бомбить скопление немецких войск и боевой техники под Новороссийском. Обычно бомбить приходилось фугасными или осколочными бомбами, а в этот раз оружейники подвешивали под самолеты контейнеры, наполненные горючей смесью. При ударе контейнера о землю жидкая смесь воспламенялась.

– Руфа, мы вылетаем первыми. Пусть побыстрее подвесят, – сказала Леля.

Возле самолета уже лежали два больших фанерных контейнера сигарообразной формы. Девушки-вооруженцы ловко подняли и подвесили один контейнер на замок под правое крыло, потом подняли второй и подвесили под левое.

– Готово.

Леля и Руфа заняли свои места.

...Слева под крылом медленно проплывал Новороссийск. Безмолвный город. Ни огонька, ни выстрела. Плавным полукругом изгибался берег Цемесской бухты, а там, где залив кончался и начинался широкий морской простор, сверкала узкая лунная дорожка.

Вот и шоссейная дорога, идущая к городу с севера. Где-то здесь, в лощинах, сосредоточились немецкие войска. Руфа внимательно вглядывалась в темнеющие полосы лощин. Наконец, скомандовала Леле:

– Держи правее на пятнадцать градусов. Еще чуть. Вот так.

Прицелившись, сказала еще раз:

– Держи так... Буду бомбить.

Самолет качнуло: контейнер с горючей смесью, висевший под левым крылом, отделился. Руфа еще раз дернула за рычаг, чтобы сбросить второй, тот, что висел под правым крылом. Но тупой нос контейнера по прежнему выступал вперед из-под передней кромки крыла. Не отрывая глаз от освещенного луной контейнера, она дергала и дергала рычаг. Изо всех сил. Холодный пот выступил у нее на лбу. Самолет летел, накренившись вправо: контейнер был тяжелый.

– Что случилось? – спросила Леля.

Руфа молча дернула рычаг обеими руками еще раз. В этот момент рявкнула первая зенитка. Включились прожекторы. Их было четыре.

– Руфа, в чем дело? – нетерпеливо спросила Леля опять.

– Да вот... Никак не сбрасывается... контейнер.

– А ты посильнее дерни! Порезче!

– Все равно никак.

– Попробуй еще. Дергай, пока не упадет!

Леля ввела самолет в вираж, кружась над целью. Широкий луч прожектора скользнул по самолету и замер. К нему присоединились остальные.

Ну вот, не хватало еще этого, – подумала Руфа.

– Ну, как? – донесся Лелин голос.

– Не могу! Не получается! – с отчаянием в голосе крикнула ей Руфа.

– Ну-ка я попробую...

И Леля, переведя самолет в пикирование, резко сделала «горку». Потом еще одну... Контейнер не сбрасывался.

Самолет летел в перекрестье лучей, цепко ухватившихся за него. Разрывы зенитных снарядов, ложившиеся выше, постепенно приближались.

– Подожди, Леля... Одну минуту...

– Ты что задумала? Назад! – крикнула Леля, увидев, что Руфа вылезает на крыло. – Сейчас же вернись!

Но Руфа не слушала ее. Выбравшись из кабины и держась за борт, она присела, а потом легла на крыло. Ветер свистел в ушах, оглушали раскаты зенитных разрывов. Было так светло от ярких лучей прожекторов, что Руфе казалось, будто там, внизу, видят ее на крыле и стреляют именно в нее...

– Руфочка, не надо, слышишь...

Склонившись к правому борту кабины, Леля умоляла ее вернуться. Потом замолчала. Она ничего не могла сделать. Старалась только вести самолет как можно осторожнее. А это было трудно: к весу контейнера прибавился еще вес Руфы, и крен усилился...

Прижавшись всем телом к поверхности крыла, ухватившись рукой за ленту-расчалку, соединяющую верхнее крыло с нижним, Руфа медленно подползала к передней кромке. Туда, где светлел контейнер. Леля следила за каждым ее движением, боясь шелохнуться, переживая с ней каждое движение. Ей казалось, что не Руфа, а сама она ползет по крылу, каждую секунду рискуя сорваться.