Николай Чергинец - Сыновья

— Этот комбинат расположен за аэродромом? — спросил Кольцов.

— Да. Из нашего городка видны его большие корпуса.

Их машина в этот момент уткнулась носом в металлические ворота. Около них стоял часовой. Он был в каске, бронежилете, с автоматом. Недалеко — бронетранспортер, его пулемет направлен в сторону пустыря.

Бакин предъявил вышедшему дежурному офицеру документы, и «уазик» въехал на территорию госпиталя. Деревья и кусты, арыки с водой и цветочные клумбы создавали впечатление уюта. Госпиталь располагался в нескольких длинных бараках. Бакин пояснил:

— Госпиталь расположен в бывших конюшнях, принадлежавших шаху. Что поделаешь, афганцы рады бы отдать любое здание нашим раненым, но других помещений в городе попросту нет.

Им нужно было отыскать хирургическое отделение, и Бакин остановил молоденькую медсестру. Она мельком, но внимательно окинула взглядом каждого из парней и пояснила:

— Следующий корпус, входите в третью дверь и по коридору до самого конца.

Во дворе, среди деревьев, на бетонных стенках арыков сидели раненые. Все в одинаковых, синего цвета, брюках и пижамах с подшитыми белыми воротничками. Некоторые парни были без руки, другие без ноги, а кто с повязкой на глазу, но все оживлены и веселы.

У входа в палату их встретил средних лет, одетый в безукоризненно белый, отутюженный халат мужчина. Спросил:

— Вы к кому?

Бакин пояснил. Мужчина окликнул медсестру, сидевшую за небольшим столиком:

— Люда, дай мне журнал учета раненых.

Он открыл журнал и пробежал глазами по строчкам.

— Так, Банявичус и Шувалов здесь, в этой палате. Чайкин тоже здесь, только в реанимации. А вот Попова — не вижу. У него какое ранение?

Бакин сказал, что Попов ранен в голову.

— Ясно. Тогда он должен быть в нейрохирургии. Вы пока посетите этих раненых. Люда, ты за это время выясни, где лежит Попов, и сообщи старшему лейтенанту.

Когда надевали халаты, Бакин спросил у медсестры:

— С кем это мы разговаривали?

— С начальником хирургического отделения подполковником Фисенко Альбертом Никитичем.

— Наверное, хороший человек?

— И прекрасный хирург, позавчера весь вечер не отходил от вашего Чайкина.

Коблик никогда ранее не бывал в военных госпиталях и считал, что все, кто работает в них, сухие и строгие люди, такие, как в больнице, где лежала мать. «Там все такие сердитые, взвинченные, — думал он, — а здесь спокойные, понимающие. Вон даже Люда смотрит на нас, как на раненых».

Не догадывался в этот момент солдат, что медсестра Люда и ее подруги, бывало, плакали всю ночь, после того как в госпиталь прибывали очередные партии изувеченных ребят. Еще совсем мальчишки, которых не всегда удается спасти. Даже сейчас, глядя на пришедших здоровых парней, она с ужасом думала: «Господи, а вдруг завтра кого-нибудь из них привезут сюда?»

Палата была большая. Длинные два ряда металлических кроватей с нешироким проходом посередине. Бакин шел первым и, глядя на раненых, непроизвольно замедлил шаг. Он и солдаты, прибывшие с ним, вдруг почувствовали себя виновными в том, что в палате лежат эти бедные люди, а они, здоровые, полные сил не испытывают боли, не страдают от стоявшей духоты и постоянного запаха крови, лекарств, пота, не мучаются мыслью, что будет дальше.

Коблик вдруг остановился, увидев парня. Он был без рук, а на его койке сидел такой же молодой паренек, но без ноги и под диктовку безрукого писал письмо. У Коблика запершило в горле, повлажнели глаза: «Боже мой, хорошо, что в это время их не видят матери…»

На соседней койке лежал Шувалов. Он широко улыбался.

Бакин первым пожал ему руку, и все с трудом устроились на кровати. Зашел обычный в таких случаях разговор. Шувалов в первую очередь рассказал о ребятах:

— У Банявичуса ранения нетяжелые, он сейчас на перевязке. Володя Попов чувствует себя неплохо, но его, скорее всего, эвакуируют в Ташкент. А вот у Чайкина, — Шувалов посмотрел на Коблика, — дела неважные. Он лежит в реанимации, видите, в конце палаты дверь? Это вход туда. Я хотел к нему сегодня прорваться, но не пустили. Начальник отделения сказал, что Павла через несколько дней отправят в Советский Союз.

— Ну а как ты себя чувствуешь? — спросил Бакин.

— Я — нормально. Кость не задета, так что скоро буду в строю.

Николай взял пакет с гостинцами для Павла и сказал:

— Товарищ старший лейтенант, разрешите, я к Чайкину зайду на пару минут?

— Так мы же вместе зайдем, — ответил Бакин. — Вот поговорим с Юрой и пойдем.

— Коля прав, — поддержал Коблика Шувалов. — В той палате лежат только тяжелораненые, и вас туда не пустят. Лучше всего, Коблику попытаться одному туда прорваться.

Бакин согласился и молча кивнул головой Коблику.

Николай направился в дальний конец палаты. Осторожно приоткрыл дверь, ему навстречу поднялась медсестра.

— Здесь мой товарищ лежит, Чайкин Павел.

Медсестра помедлила, оглянулась и сказала:

— Хорошо. Но только на несколько минут. Ему еще нельзя долго разговаривать.

В палате стояло четыре койки. Коблик с трудом узнал на крайней койке Павла. Худое, бледное, осунувшееся лицо. Глаза полузакрыты. Николай приблизился.

— Здравствуй, Паша! Как ты?

— Привет, Коля. По-моему, уже нормально. Говорят, что долго на операционном столе был.

Коблик поставил пакет на тумбочку.

— Угостишь ребят.

— Хорошо. Спасибо. Слышал, что меня скоро отправят в Ташкент. Не знаю, что маме написать. О ранении сообщать не буду. И ты пока не пиши домой обо мне.

— Хорошо, Паша.

Как хотелось Коблику сейчас сказать какие-то особые слова своему другу. Сказать, что он знает о том, что именно Чайкин первым заметил ракету, звавшую на помощь, и о том, что он, Коблик, видел, как первым к их позиции побежал Павел. Но не мог. Он вдруг почувствовал, что может разрыдаться.

Сестра, то ли поняла состояние Коблика, то ли действительно отведенное ею время уже истекло, решительно сказала:

— Все, мальчики, хватит. В следующий раз поговорите подольше. Паша, тебе нельзя много разговаривать, отдыхай.

Коблик дотянулся до лежавшей поверх одеяла, руки Чайкина и легонько пожал ее.

— Держись, братуха, я скоро снова приду.

— Пока, Коля. Будь осторожен.

Коблик вышел из палаты. Слезы туманили глаза, ему было мучительно жалко Павла и всех этих ребят.

Жукин и Солдунов приходили еще дважды. Они сваливали вину друг на друга и уже успели между собой поругаться.

Не выдержав, Вера Федоровна сама позвонила начальнику милиции и рассказала об этих визитах. Начальник милиции распорядился дать Коблик официальный ответ, в котором сообщалось, что авторами анонимок являются Жукин и Солдунов. Кроме того, в ответе объяснялось, что если Вера Федоровна желает, то может обратиться в народный суд для привлечения анонимщиков к уголовной ответственно сти.