Николай Чергинец - Сыновья

Дальше Бунцев не стал читать. Он смял письмо и, сжимая его в руке, направился через сад туда, где приказал развернуть медицинскую палатку. У палатки горел небольшой костер, кипятили воду. Бунцев бросил в огонь письмо и спросил у подошедшего Шукалина:

— Какие потери?

— Двое ребят погибли, пятеро ранены, двое из них тяжело, один бронетранспортер выведен из строя.

Дни шли за днями. Все меньше Леонова беспокоила боль в боку. Вместе с Николаевым они уже разработали план побега и сейчас ждали подходящего случая. Им был необходим грузовик, оставленный на ночь у дувала, да еще чтобы дежурил круглолицый с короткими усиками душман. Он никогда ночью не сидел у дверей, а выходил из коридора и устраивался на ступенях дома.

Как-то раз Леонову, когда он в сопровождении двух конвоиров направлялся к туалету, попался на глаза кусок тонкой проволоки. Но как ее поднять? В туалете Леонов придумал, что предпринять, и, когда вышел во двор, руками поддерживал брюки, так как заранее вырвал иуговипу. Конвоиры смеялись, даже сам Антон улыбнулся. Он демонстративно осмотрел местность: нет ли чем прикрепить брюки, и, «увидев» проволоку, поднял ее. Охранники не стали отнимать находку.

В камере Леонов показал Алексею проволоку.

— Молодец, Антон! — обрадовался тот.

Обдирая длинные ногти, руками взрыхлили землю в углу и запрятали туда проволоку. После этого долго смотрели в оконце. Ребята уже знали порядок службы охранников. Правда, огорчало еще одно обстоятельство: к ним перестал приходить афганец-возница, на которого оба делали большую ставку, надеясь постепенно склонить его к оказанию помощи.

И вот сейчас, стоя у окна, они вспоминали о нем.

— Черт возьми, я так надеялся на него, — говорил Леонов. — Он же сам старался незаметно для других выразить свою симпатию к нам.

— Я тоже все ломаю голову, что с ним могло случиться?

— А я думаю, что его куда-то направили. Раньше если он к нам и не заходил, то все равно через окно его можно было увидеть во дворе, а вот уже дней пять или шесть как в воду канул.

— Конечно, плохо, что мы с тобой их языка не знаем, а то можно было бы попытаться нащупать нужного человека.

Николаев повернул к Леонову свое исхудавшее, давно не бритое лицо. Он был выше Леонова почти на целую голову, и Антон видел, как под подбородком у Алексея ходит большой острый кадык. Леонов грустно улыбнулся.

— Если бы нас такими увидели мамы. Не знаю, как твоя, а моя точно в обморок бы упала.

— Моя мама врач. Главное — драпануть нам с тобой, а там поедем ко мне в Иваново, и моя мама за неделю из нас людей сделает.

В этот момент за дверями послышался какой-то шум, и они, словно по команде, сели на пол. Нельзя было показывать врагу, что нас интересует жизнь охранников.

Молча вошли двое мужчин, и один из них ткнул пальцем в Леонова.

— Буру!

— Куда это они тебя? — тревожно спросил Николаев.

— Черт их знает. — Леонов медленно вставал.

Выйдя на крыльцо, Антон на мгновение приостановился от легкого головокружения, но его тут же кто-то из конвоиров подтолкнул в спину.

На этот раз его вели к самому дальнему дувалу. Там оказалась узкая дверь. Стоявший у входа автоматчик, внимательно разглядывая русского, открыл ее. Перешагнув через высокий земляной порог, Леонов оказался еще в одном большом дворе. На плацу выстроилась шеренга людей с автоматами. Перед ними стоял иностранный инструктор, который через переводчика рассказывал об устройстве переносного зенитно-ракетного комплекса. Антон такого раньше не видел и подумал: «ПЗРК, но чей? Какой-то большой контейнер и антенны странные, как пластины».

Шедший чуть сзади один из охранников, увидел с каким интересом рассматривает русский ракету, хвастливо, сильно коверкая слова, произнес:

— Карошо! Шурави самолет хороб. — Он показал рукой на ракету и добавил: — Эмерикэн «Стингер».

«Стингер»? Вот он какой! — Антону сразу же вспомнилось, как однажды на занятиях офицер рассказывал о «Стингере». — Растяпа, я же видел этот комплекс на плакате в батальоне. Боже мой, как давно это было!»

Вскоре они приблизились к невысокому забору из металлической сетки. Вошли в калитку, у которой с автоматом на плече стоял душман, и сразу же оказались в райском уголке. Под пышными кронами деревьев благоухали цветы, на зеленых газонах стояли разбрызгиватели. Вода сверкала радужными лучами. Вдоль дорожки из бетонных плиток тянулся густой, аккуратно подстриженный кустарник. Они обогнули дом и оказались у бассейна. Чистая, голубоватая вода так и манила. Нестерпимо захотелось броситься в нее, почувствовать ее живительную прохладу. Антон даже голову в сторону отвернул, чтобы не видеть этого соблазна. Им даже ни разу не дали попить вволю, а тут сразу столько воды!

За бассейном стояла большая белая двухэтажная вилла. Леонова ввели туда. После нищенского существования парень даже оробел в такой роскоши. Пройдя по безукоризненно чистому полу, он по широкой лестнице поднялся на небольшую площадку. Здесь от конвоиров его принял одетый по-европейски мусульманин и провел в просторную комнату. По знаку сопровождающего Антон остановился и рассматривал комнату. Справа, на всю стену — огромное окно, выходящее в сад. Слева в стене камин, чуть дальше стояло несколько кресел и продолговатый эллипсовидной формы низкий мраморный столик. Притягивал взгляд широкий с большими мягкими подушками диван.

Сопровождавший Леонова мужчина напряженно, смотрел на красивую деревянную дверь в противоположной стене. Оттуда, очевидно, и. должен был появиться тот, из-за которого привели сюда пленника.

Антон перевел взгляд на окно. Красивые прозрачные занавеси. Сквозь них видны хорошо ухоженные газоны и цветники. Привыкшие к полумраку глаза жадно смотрели на зелень.

В этот момент открылась дверь, и в зал вошел… Роберт. Его сопровождали уже знакомая Антону Людмила Торн и еще трое каких-то мужчин с фотоаппаратами. Тут же из двери, которая находилась сзади Леонова, тенью вынырнул слуга. Он поставил на журнальный столик поднос, на котором стояли большие тарелки с рисом и мясом, бутылки с кока-колой.

Роберт, весело улыбаясь, широко распростер руки и шел через весь зал к Леонову. Рядом с американцем семенил переводчик.

— О, Антон! Я рад вас снова видеть, — словно старому другу, говорил он, выражая желание обнять Леонова.

Антон увернулся от его рук. Американец, делая вид, что не замечает настороженности парня, насильно обнял его за плечи, явно позируя снимавшим эту сцену людям. Затем он подвел Леонова к столику с едой.

— Садись, подкрепись, друг.

У Антона от запаха еды потемнело в глазах, закружилась голова. Он понял замысел американца: сделать фотографию русского солдата в прекрасной обстановке, за едой. Антон отвернулся и со злостью сказал: