Николай Кулаков - Доверено флоту

В районе Севастополя посты ПМН вступили в действие уже 23 июня, а через три-четыре дня их создали во всех базах флота, которым угрожали вражеские налеты. Пеленги, взятые с нескольких постов на парашют мины (обычно различимый и ночью) в момент ее приводнения, довольно точно указывали опасные места, которые кораблям следовало обходить.

Такие места отмечались на картах, обозначались плавучими вехами, и число их все увеличивалось. С 22 июня по 7 июля - это был период наиболее настойчивых попыток противника «закупорить» нашу главную базу - фашистская авиация сбросила на подходах к Севастополю 44 неконтактные мины, и 24 из них приводнились у выхода из Северной бухты. А эффективными средствами обезвреживания таких мин флот еще не располагал. Да и не могло быть полной уверенности, что все до единой мины запеленгованы.

Минное оружие врага загадывало нам трудные загадки, преподносило каверзные сюрпризы. 1 июля, несмотря на соблюдение всех мер предосторожности, подорвался, еще не выйдя за боновые заграждения, эскадренный миноносец «Быстрый». И притом на таком участке фарватера, который считался безопасным: перед эсминцем там благополучно прошли буксир, два транспорта, подводные лодки.

Подорвавшийся эсминец не затонул - командир корабля капитан 2 ранга С. М. Сергеев сумел посадить его на отмель. Ф. С. Октябрьский и я немедленно отправились туда на катере. Командующий эскадрой контр-адмирал Л. А. Владимирский, успевший прибыть на борт эсминца раньше нас, доложил, что командир и экипаж действовали правильно, убитых нет, есть раненые и контуженые, повреждения корпуса и механизмов - серьезные… Только через несколько дней, после предварительной заделки пробоин на месте, оказалось возможным отбуксировать «Быстрый» к заводскому причалу.

Почему подорвался именно эсминец, а не подводные лодки, не транспорты, имевшие уж никак не меньшую осадку и массу металла? Специалисты приходили к выводу, что мина, вероятно магнитная, была снабжена чем-то [44] вроде «прибора кратности»: механизм срабатывал на взрыв при прохождении над нею не первого корабля, а, допустим, пятого или десятого.

Предположение это потом подтвердилось. Но неконтактные мины могли быть (и были!) не одного вида и типа - не только магнитные, но и акустические, реагирующие на шум корабельных машин и винтов, а также комбинированные магнитно-акустические и с установкой на различную кратность. Разгадке их секретов положило начало извлечение минерами донной мины из плавней Днепро-Бугского лимана вблизи Очакова. 6 июля эту мину, оказавшуюся «чисто магнитной», успешно разоружил, рискуя жизнью, инженер-капитан 3 ранга М. И. Иванов из минно-торпедного отдела флота, за что был награжден орденом Красного Знамени.

Тем временем в севастопольской бригаде ОВР попробовали уничтожать неконтактные мины глубинными бомбами, сбрасываемыми на полном ходу с катеров-охотников. И 5 июля достигли первого успеха - две мины, лежавшие на фарватерах, были взорваны этим способом.

Борьба с минной опасностью велась и по иным направлениям. На кораблях, в первую очередь на линкоре и крейсерах, монтировались защитные размагничивающие устройства. Сперва они были довольно примитивными. В дальнейшем командированная на наш флот из Ленинграда группа ученых во главе с И. В. Курчатовым и А. П. Александровым, будущими известными академиками, разработала и применила на кораблях более совершенную технику размагничивания.

А наши минные специалисты под руководством флагманского минера Черноморского флота капитана 2 ранга М. М. Семенова и при помощи коллег из Наркомата ВМФ сконструировали к концу июля баржевый электромагнитный трал (БЭМТ), располагая которым стало уже легче очищать от мин фарватеры и бухты.

Разгадывать тайны немецких неконтактных мин пришлось еще долго, и не сразу были найдены самые надежные средства и способы их обезвреживания. И это один из уроков на будущее - никакое оружие врага не должно застать нас врасплох! Но важно подчеркнуть и другое: как ни старался враг парализовать действия нашего флота, запереть его в портах и бухтах, боевые выходы надводных и подводных кораблей, рейсы транспортов, несение в море дозоров и все остальное, что надлежало делать флоту, не прерывалось ни на один день. [45]

В последние дни июня противник, продолжая сбрасывать с самолетов мины, начал бомбардировки различных береговых объектов в районе Севастополя. Одним из них был большой железнодорожный мост через Камышловскую долину (она представляет собой глубокую впадину и потому именуется часто оврагом). За Камышловский мост мы тревожились с первого часа войны. По нему проходила дорога, связывавшая Севастополь со всей страной, и враг не мог не учитывать его значения, а также того, как трудно было бы его восстановить.

Мост хорошо охранялся. Здесь было добавлено зенитных орудий, и воздушные налеты на этот объект (с 28 июня - регулярные) оставались безрезультатными. А чтобы перевозки грузов, необходимых флоту и городу, не прерывались ни при каких обстоятельствах, Военный совет обязал инженерный отдел флота оборудовать на станции Бельбек (находящейся перед мостом со стороны Бахчисарая) перевалочный пункт и подвести туда асфальтированную дорогу от Симферопольского шоссе.

Однажды мы с дивизионным комиссаром Петром Тихоновичем Бондаренко поехали посмотреть, как обстоят дела у строителей и Камышловских зенитчиков. У поворота с шоссе нас остановил краснофлотский патруль. Проверив документы, разрешил следовать дальше. Я сделал моряку замечание: взяв мой пропуск, он отставил винтовку в сторону, и оказавшийся на моем месте враг сразу бы ею завладел - я протянул к винтовке руку, чтобы показать, как это могло произойти. Краснофлотец вдруг отшатнулся и испуганно вскрикнул:

- Осторожно, товарищ дивизионный комиссар! Вас могут убить!

В кустах у дороги сидел, замаскировавшись, другой моряк и уже держал нас на прицеле. Такую систему подстраховки краснофлотцы, как выяснилось, придумали сами.

- Что ты об этом скажешь, Петр Тихонович? - спросил я своего спутника.

- Скажу, что разумны и находчивы наши люди. Таких не проведешь! - ответил Бондаренко.

Большое удовлетворение доставила нам и встреча с подразделением, охранявшим Камышловский мост. Поставленные на эту огневую позицию всего несколько дней назад, зенитчики успели ее обжить, неплохо окопались в неподатливой крымской земле, толково организовали свой быт. О боевой работе, заключавшейся в отражении еженощных воздушных налетов, они рассказывали спокойно, деловито, [46] но не без гордости, для которой были основания. Мост не имел никаких повреждений и нормально пропускал поезда. Не понесли пока потерь и его защитники.