Иван Василевич - И снова через фронт…

Повесть «И снова через фронт…» знакомит читателя с действиями советских военных разведчиков в тылу немецко-фашистских войск в годы Великой Отечественной войны. Она написана на документальной основе.

В центре повествования — простые советские люди, воспитанные Коммунистической партией, связавшие свою судьбу с разведкой в трудные годы жесточайшей в истории человечества войны.

Многие герои повести не были кадровыми военнослужащими, но когда гитлеровская Германия вероломно напала на Родину, они встали в ряды ее защитников. Комсомольцы-добровольцы, выбравшие опасную, но почетную профессию разведчика, в борьбе с врагом проявили мужество и бесстрашие, выдержку и стойкость, находчивость и умение владеть собой. Их отличала огромная вера в дело, которому они служили, пламенная любовь к социалистической Родине, партии Ленина и жгучая ненависть к врагам.

В книге по ряду причин некоторые фамилии изменены. Не представилось возможным упомянуть многих партизан, подпольщиков и разведчиков, сражавшихся бок о бок с главными героями повести и помогавших им выполнять боевые задачи: они заслуживают того, чтобы об их подвигах в годы войны было рассказано особо.

Завершается второй год Великой Отечественной войны. Гитлеровское командование вынашивает планы реванша за жестокое поражение в Сталинградской битве. Ударные силы немецко-фашистских групп армий «Центр» и «Юг» стягиваются к Курской дуге…

В эти дни серьезно осложнилась обстановка для советских партизанских отрядов и разведывательных групп, действовавших в тылу группы армий «Центр». Значительный район лесов, раскинувшихся западнее Десны, был окружен карателями. Партизаны и разведчики, оказавшиеся в блокадном кольце, в ожесточенных боях наносили ощутимые удары по противнику, но и сами несли серьезные потери. На партизанских базах скопилось немало раненых, появились нуждающиеся в срочной хирургической помощи, госпитализации. Вывезти их на Большую землю могла только авиация. Незаменимы в таких случаях маленькие бипланы У-2, позже в честь их конструктора Николая Николаевича Поликарпова названные По-2. На этих неутомимых тружениках неба, известных у фронтовиков как «удвашки», «уточки», «кукурузники», летчики доставляли партизанам и разведчикам боеприпасы, продовольствие, медикаменты, свежие газеты, журналы и письма, вывозили на Большую землю «языков», важные для командования документы, добытые разведчиками. А сколько за годы этой жестокой войны с помощью «кукурузников» выхвачено из-под носа у карателей раненых бойцов «невидимого фронта»!

…Коротки июньские ночи. Еще короче они кажутся летчикам, совершающим рейды за линию фронта.

С вечера в осажденный партизанский край, расположенный на границе Смоленщины и Брянщины, вылетели с прифронтового аэродрома два самолета У-2. Один глухой ночью приземлился на «столе» — так партизаны называли лесные посадочные площадки — у спаленной фашистами деревушки Мамаевки, забрал раненых и благополучно вернулся на свой аэродром. Второй пропал.

Возвратившийся пилот рассказал, что положение окруженных в Клетнянских лесах партизан тяжелое: каратели уничтожают деревни, то в одном, то в другом районе вспыхивают ожесточенные бои.

— Не исключено, что второй самолет не смог взлететь и его пришлось сжечь, — вздохнул летчик. — Или взлетел, но его перехватили «мессеры». Ведь рядом крупнейшая их авиабаза Сещинская…

— А раненых у партизан много? — спросил командир эскадрильи.

— Хватает, — ответил устало пилот, раскуривая вторую папиросу. — Возить не перевозить…

Ни командир, ни вернувшийся летчик не могли знать, что второй самолет попросту задержался: пришлось долго готовить к транспортировке только что поступивших тяжелораненых. Он поднялся с лесного аэродрома, когда на востоке уже занималась в полнеба величавая июньская заря…

Через несколько минут после того, как юркий биплан лег на курс, с нескольких постов службы воздушного наблюдения тыловых частей 4-й полевой и 2-й танковой армий вермахта полетели в эфир доклады:

— Внимание! В воздухе самолет противника. Курс — на восток…

— Внимание! В районе поста номер семь появился самолет. Летит на малой высоте. Биплан… Полагаю, русский «зингер»…

«Зингером» немцы называли У-2, стрекот которого напоминал стук швейной машинки.

— Алло! Алло! Почему молчит зенитная батарея! Что? Высота?.. Авиабаза Сеща! Опять проспали? У вас из-под носа уходит второй «зингер».

— «Мессершмитт» в воздухе… Справится один…

— Русский самолет не должен уйти!

— Иду на перехват «зингера». Доннер-веттер! Нырнул в овраг…

На Юхновском прифронтовом аэродроме собравшиеся у штабной землянки летчики упорно ждали возвращения товарища. Разговор не клеился. Солнце уже позолотило верхушки деревьев, с земли подымался парок после ночного дождя.

— Да, теперь не пробиться…

— Не каркай!..

Опять тишина.

И вдруг все повернули головы в сторону фронта. В тишину раннего погожего утра незаметно вкрался знакомый стрекочущий звук.

— Летит! Ей-богу, летит! — стукнул комэск по плечу лейтенанта.

— Прорвался! Средь бела дня…

Через несколько минут маленький биплан с «люльками» на крыльях уже бежал по травянистому полю, разметывая по сторонам водяную пыль. К нему спешил автобус с красным крестом на темно-зеленом кузове.

Где-то на западе заухали орудия. Над аэродромом с ревом пронеслась шестерка штурмовиков. Начинался очередной день войны.

Пожилые санитары помогли выбраться из открытой кабины двум раненым партизанам. Глаза их сияли от счастья: вернулись на Большую землю.

— Долетели! — удивленно воскликнул один.

— Долетели, — подтвердил другой.

Оба обернулись к летчику.

— Благодарите машину, — сказал тот. — После войны надо будет в музей поставить.

— Говорят, что где-то невдалеке от нас базируется эскадрилья первого аса Германии Ганса Ульриха Руделя.

— Это не он ли чуть в землю не врезался, за нами сунувшись в тот овраг?

— Жаль, что вывернул…

Санитары укладывали на носилки тяжелораненых.

Вынесли троих, вернулись за четвертым. Это был парень лет восемнадцати-девятнадцати, в поношенной форме офицера СС, без знаков различия. Он не двигался. Глаза закрыты, на искусанных губах — запекшаяся кровь. Правая нога схвачена самодельной шиной — двумя щепками от переломанной лыжины, крепко обвязана деревенским домотканым рушником с петухами. Сквозь него проступила кровь, засохла черной коркой.