Юрий Жуков - Укрощение «тигров»

Бой за Каверья был тяжел — пришлось драться буквально за каждый двор. Бурда непосредственно на поле боя возглавлял атаку. Но вот на огородах деревни он натолкнулся на хорошо замаскированную противотанковую батарею и вступил с нею в бой. Ему удалось подавить два орудия, как вдруг произошел редчайший случай: немецкий снаряд влетел прямо в канал ствола пушки его танка и разорвался в нем. Одновременно другой снаряд пробил броню танка и разорвался внутри машины.

Град осколков стекла и окалины плеснул в лицо Бурде. Потоком хлынула кровь. В глазах была нестерпимая резь. Но Бурда помнил, что на нем лежит ответственность за все подразделение, он, напрягая волю, не дал себе пасть духом. Он тут же передал по радио своему заместителю, такому же бравому гвардейцу, Заскалько, чтобы тот принял командование, и приказал водителю: «Вправо».

Надо было немедленно развернуть танк, чтобы подставить под снаряды мощную лобовую броню. Матняк оглянулся, кивнул головой, но танк остался на месте. «Вправо!.. Матняк, вправо!» — повторил громче Бурда. И опять все осталось по-старому. Тогда разгневанный командир бросился вниз, чтобы отшвырнуть растерявшегося водителя и самому сесть за рычаги — и в ужасе остолбенел: он увидел, что у Матняка оторвана рука, она болтается на ниточке сухожилия, на дне танка — лужа крови, а механик молча пытается одной рукой изменить направление движения танка. По броне непрерывно били немецкие снаряды, и искры сыпались в открытую рану Матняка.

— Матняк, родной, что же ты молчишь? — с болью в голосе сказал Бурда, вытирая залитые кровью и слезами глаза.

Матняк упрямо мотнул головой и снова потянулся к рычагам, но Бурда поднял его на руки, аккуратно опустил рядом с сиденьем, быстро перетянул перебитую руку ремнем, вынул складной нож и попытался перерезать сухожилие. Но нож оказался недостаточно острым, сухожилие не поддавалось. Пришлось пока оставить руку так. Матняк молча сжал ее здоровой рукой, поднес к груди и замер. Командир башни и стрелок-радист со страхом смотрели на него. Бурда, сидя за рычагами, протирал глаза и пытался вывести танк.

Это была нелегкая задача: работала только правая гусеница, левая тянула едва-едва. Танк мог двигаться только по дуге. Бурда дал задний ход, и машина, вздрагивая от ударов бронебойных снарядов, медленно стала пятиться по кривой. Развернувшись, командир дал передний ход, и танк начал уходить, огрызаясь огнем. Матняк бормотал, теряя сознание:

— Кто там жив из экипажа?.. Кто ведет танк?.. Скажите… Майор жив или нет?.. Скажите… Александр Федорович жив или нет?..

— Лежи, дорогой! — успокаивал его Бурда. — Все живы, все здоровы. Лежи!

— Где мы?.. Танк спасти надо!.. Понимаете, танк…

— Уже у переправы мы, дорогой. Сейчас танк спасем.

Матняк забылся, состояние его все ухудшалось. В эту минуту над переправой появились тридцать вражеских самолетов. Радиостанция вышла из строя. Мотор глохнул. Бросить танк?.. Нет, он должен быть спасен во что бы то ни стало! Бурда схватил кувалду, вышиб заклинившийся люк водителя, чтобы было виднее, — кровь совсем залила ему глаза! — снова взялся за рычаги и стал маневрировать между разрывами бомб.

Надо было во что бы то ни стало вернуть к жизни левую сторону ходовой части. Напрягая силы, майор все-таки заставил фрикцион работать и дал газ. Счастье! Танк медленно-медленно пополз. Теперь он двигался уже по прямой. Бурда провел его через речку, через поле. Он уже приближался к исходному рубежу, когда Матняк очнулся и снова настойчиво и требовательно спросил:

— Кто живой в экипаже?.. Кто ведет танк?.. Что случилось с майором?.. Где Бурда…

И снова Бурда начал успокаивать его:

— Да вот же я! Какой ты, Фома неверный, ей-богу…

На командном пункте все сбежались к подбитой, израненной машине, которая наперекор всему дошла своим ходом сюда. Из люка вылез окровавленный Бурда. Он хотел помочь выбраться Матняку, но тот упрямо ответил:

— Нет!.. Я сам… Сам!..

И он вылез сам, бледный, без кровинки в лице, угловатый, беспомощный, со своей оторванной рукой, болтающейся на ниточке сухожилия. Врач поспешил к нему на помощь. Матняк проговорил:

— Спасти нельзя? Что ж… Тогда режьте!.. Только, чтобы я видел.

Доктор отрезал руку. Матняк все еще стоял на ногах, держась нечеловеческим напряжением воли.

— Ну, а теперь похороните ее при мне, — тихо продолжал Матняк.

Гвардейцы плакали. Они быстро вырыли яму, бережно опустили туда белую, безжизненную руку своего лучшего водителя и засыпали ее землей. И сразу же Матняк обмяк, опустился на землю, остатки сил покинули его, и он тихо сказал:

— А теперь… Где майор?.. Где товарищи?.. Кто меня вывез? Спасибо, братцы! Не поминайте лихом…

Глаза его закрылись. Его и Бурду рядом положили в санитарную машину и увезли в госпиталь.

— И что же Матняк? — робко спросил молодой танкист. — Умер?

— Нет, что вы! — усмехнулся Бурда. — Так просто гвардейцы не умирают. Уж раз ты в бою уцелел, то жить тебе сотню лет!..

И он рассказал трогательное окончание этой истории.

Матняк долго пролежал в госпитале. Там он встретился с одной девушкой, которую знал еще до войны. В свободные от работы часы она добровольно дежурила в госпитале. Матняк любил ее, но сказать об этом стеснялся: что за жених без руки? И вот случилось так, что его выписали из госпиталя как раз в тот час, когда эта девушка кончила свое дежурство. Они вышли вместе. Пустой рукав гимнастерки угнетающе действовал на Матняка. Поглядев в высокое зимнее небо, он горько сказал:

— Ну вот, простимся… Видать, несчастная моя звезда. Кому я нужен, калека?

И вдруг девушка широко открыла глаза. В них сверкнули какие-то искорки. Видимо, она хотела что-то сказать, но потом просто обняла растерявшегося Матняка и крепко его поцеловала.

— Кому ты нужен? Дурной! Да ведь ты мне нужен! Неужели ты ничего не видишь и не понимаешь?..

Они поженились, и Матняк написал об этом письмо в свой батальон. Письмо читали вслух, читали несколько раз, и все очень радовались. И вдруг Заскалько осенила идея:

— Хлопцы, какие же мы остолопы! Любовь — любовью, все это замечательно, но ведь надо же им деньжат на первое обзаведение, а?.. Даю пятьсот рублей!

За два часа гвардейцы собрали на обзаведение молодоженам 9 800 рублей и перевели их другу.

В сегодняшней армейской газете мы увидели портрет танкиста, сделанный художником-фронтовиком старшим лейтенантом Вязниковым. На нас глядело знакомое молодое лицо: открытый взгляд упрямых глаз из-под широких бровей, твердо сжатые губы, юношески пухловатые щеки. На груди танкиста красовались два боевых ордена и гвардейский знак.

Мы прочли подпись: «Гвардии лейтенант В. Стороженко» и сразу же вспомнили встречу с этим юношей в канун боевых действий на Белгородском направлении. Мы были тогда в лагере танкового подразделения, которым командует сейчас один из старейших гвардейцев, боевой майор Заскалько. Это подразделение в течение трех месяцев готовилось к боям. Заскалько принял его у Александра Бурды, ушедшего на новый, более ответственный пост.