Владимир Дубровский - На фарватерах Севастополя

Севастопольцы называли плавучую батарею «неуязвимой» или батареей «не тронь меня». Она успешно отбивала все атаки вражеской авиации. Происхождение и устройство этой батареи было необычным.

Перед войной в Севастопольской бухте на воде мирно покачивалось странное плавучее сооружение, похожее на аккуратно отсеченную гигантским ножом часть корпуса корабля. Видны были вторые палубы, водонепроницаемые переборки и отсеки. Этот корабельный отсек предназначался для испытаний торпед.

С началом войны на железную коробку пришли клепальщики и автогенщики, артиллеристы и электрики. Умелые руки рабочих Морского завода создали из отсека несамоходный корабль, вооружили его мощными пушками и зенитными автоматами. Там, где были гулкие пустые отсеки, появились кубрики для матросов, артиллерийские погреба, своя электростанция и пост управления — боевая рубка и камбуз. Выкрашенная в шаровый цвет, с задранными стволами пушек и зенитных автоматов и развевающимся на мачте военно–морским флагом, батарея была установлена на плаву на самом бойком месте, на внешнем рейде, перед входом в Севастопольскую бухту. Она первой должна была встречать воздушных пиратов.

В первый же день стоянки плавбатареи на открытом рейде состоялось ее боевое крещение. Чуть только наступили сумерки, с моря появилась группа «юнкерсов». Они направились курсом на входной фарватер для постановки магнитных мин. И вдруг неизвестное плавучее сооружение открыло по самолетам кучный огонь. Строй самолетов был нарушен, мины посыпались вразброд и не достигли фарватера, а головной «юнкерс» задымил и, резко снижаясь, зарылся в воду.

Некоторое время плавбатарея выполняла поставленную перед ней задачу. Однако ее местоположение оказалось неудачным. Плавбатарея стояла, как остров, ее надо было охранять от подводных лодок противника, от штормовых непогод, которые срывали ее с якорей и от других неприятностей. Между тем аэродром, где работали летчики генерала Острякова, требовал надежного прикрытия с моря и воздуха. В районе аэродрома все время появлялись в воздухе фашистские самолеты. Взлет и посадка на этом аэродроме стали более сложным делом, чем ведение воздушного боя. Плавучая зенитная батарея была отбуксирована к берегу и для устойчивости посажена плотно на грунт в районе аэродрома.

Фашисты вначале не желали всерьез принимать во внимание эту батарею и по–прежнему нападали на аэродром и пытались безнаказанно минировать фарватер, но меткий огонь «плавучей» расстраивал их боевые порядки и заставлял поворачивать вспять.

Морские летчики генерала Острякова, умевшие драться над сушей и над морем, в свою очередь зорко следили за своей соседкой и не раз отгоняли от нее фашистские самолеты. И катера–охотники, заметив налет авиации на батарею, не ожидая команды, самоотверженно помогали ей, открывая огонь.

Оставив плавбатарею, фашисты набрасывались на катер–охотник. Тот, продолжая вести огонь, маневрировал, меняя курс и скорость. Иногда катер стремительно выходил на ветер и, распустив шлейф дымовой завесы, прятался сам и закрывал плавбатарею.

На плавбатарее жили замечательные моряки–артиллеристы. Эта плавучая крепость с палубой, переборками и каютами, как на настоящем корабле, с погребами боезапасов, с мощными орудиями стала для них родным домом, который они не хотели менять ни на что другое.

Изредка кто–либо из офицеров плавбатареи попадал к нам на КП: ведь плавбатарея № 3 входила в состав нашего соединения. И флагманский штурман Иван Иванович спрашивал прокопченного молодого артиллериста с желтыми, прокуренными усами:

— Ну, как там у вас, не скучно?

— Некогда скучать, — лаконично басил артиллерист, — в день по десять атак отбиваем! Вот снаряды надо подбрасывать регулярно, — обращался он к флагарту Федоренко, — да и табачку не мешало бы. — И тянулся к открытому портсигару.

Разговаривая с ним, надо было кричать погромче, так как артиллеристы батареи быстро становились глухими. Сказывалась не только ежедневная и частая стрельба, но я то, что батарея от выстрелов пушек вся вибрировала и гудела, или, как говорили матросы, сидящие в погребах и под верхней палубой, «старушка играла, как гитара».

На эту плавбатарею в конце мая прибыла партийная комиссия соединения.

Был тихий теплый день, когда легковая автомашина остановилась у берегового КП плавбатареи. Приехавших — полкового комиссара Бобкова и членов партийной комиссии — встретил комиссар плавучей батареи Нестор Середа.

Заседание парткомиссии решили провести на батарее. На этот раз выдался спокойный день — зеленела трава на рыжих буграх, с писком перебегали дорогу юркие суслики, гудели телеграфные провода на столбах. В такой день хочется лечь на нагретую солнцем землю и слушать, как сладостно, уже по–летнему звенит воздух, как трещат где–то в траве неуловимые цикады и убегает вдаль, словно тонет в бесконечных просторах моря, волнистая поверхность полуострова, и кажется, что одинокий Херсонесский маяк на краю земли упирается в голубое небо.

Полковой комиссар Бобков, член парткомиссии флагманский врач Гелеква, комиссар Середа поднялись на верхнюю палубу. У дежурных орудий стояли комендоры; остальные матросы в этот предобеденный час отдыхали. На корме, там, где курили матросы, слышалась песня.

Из дверей камбуза выглянул кок в белом колпаке. Врач Гелеква заметил его и сказал, обращаясь к Бобкову:

— Вы знаете, Николай Акимович, чем славится камбуз на этой плавбатарее? Здесь кок Кийко славно готовит блинчики с вареньем!

— Что ж, если угостят, попробуем и блинчиков!

А комиссар батареи Середа, улыбаясь, уже показывал коку растопыренными пальцами, сколько готовить добавочных порций.

Заседание началось с разбора заявления отличника батареи командира зенитного автомата старшины первой статьи Косенко. Слесарь высокой квалификации, он вместе с рабочими завода создавал из отсека боевой несамоходный корабль. Его боевая характеристика — это четыре сбитых фашистских самолета, свалившихся в воду у борта батареи.

— Я каждый день вижу, как храбро и стойко сражаются коммунисты, и хочу быть таким, как они! — говорит Косенко.

В это время раздались резкие звонки колоколов громкого боя — воздушная тревога.

И пока еще стучали по железному трапу каблуки бегущих на боевые посты, раздались первые залпы. Это дежурные орудия открыли огонь. Наверху все гремело, и палуба выгибалась и вздрагивала под ногами.

Тридцать «юнкерсов» под охраной «мессершмиттов» шли с моря на Севастополь. Дул легкий ветер и чуть шевелил военно–морской флаг на высокой мачте плавбатареи и относил синий дым выстрелов на берег.