Георгий Миронов - Мы поднимались в атаку

Входит женщина моего возраста с хозяйственной сумкой в руке. Садится, говорит сбивчиво, торопливо:

— Я насчет пенсии. Сняли пенсию… Так я насчет этого… — и плачет.

У Леши сморщивается от жалости лицо. Михайлов недоверчиво склоняет свою большую красивую голову. Купреев подает женщине воды.

— Успокойтесь, — говорит он. — Расскажите все по порядку. Давайте мы запишем вашу фамилию, имя, отчество, адрес…

— Я пенсионерка, — женщина начинает говорить спокойнее. — По возрасту… Перерасчитали. Должны 70 рублей платить. Работала я хорошо, вот трудовая книжка. Плодоовощная контора. Рабочая. Зарабатывала неплохо. И грузчиком приходилось быть, все-все делала, никогда ни от чего не отказывалась. Назначили 55. Потом 59. Еще потом 65. А теперь видите — 60. А я так считаю, и все знакомые и соседи сказали, 70 должна получать. Работала все время на премию. У нас была двухсменка… Ну, это не по делу… Можно дальше?

— Конечно, Ирина Васильевна, — вмешивается в беседу деликатный Алексей. — Мы внимательно слушаем и постараемся…

— В райсобесе перво-наперво проверьте, — просит женщина. — А то мне передавали, там какой-то начальник сказал: «Давайте ей снизим…» А как мы работали! Ворочали мешки по 70 кило. — И принимается бесконечно повторять то, что говорила. Депутаты терпеливо слушают.

— С контейнеров мешки сгружали. Вы проверьте… — И сызнова про тяжесть работы и снижение пенсии.

— Нам все ясно, — спокойно говорит Михайлов. — Разберемся и сообщим вам.

Женщина, наконец, прощается. После ее ухода Михайлов делится своими соображениями:

— Полагаю, было так. Пришла в собес, там чиновник видит: простая женщина, без конца повторяет про мешки и контейнеры. Нервозно что-то ответил, она не поняла и вот, к своим избранникам пришла. Понимаешь, Алексей, как она на нас надеется?

— Мы поймем: мы рабочие плюс депутаты, — вставляет Купреев.

— Пойми, Леша, — веско добавляет Михайлов, — насколько я усек, первоначально неправильно ей пенсию начислили, а потом спохватились и сняли. Но ей не сочли нужным объяснить. По советскому законодательству перерасчет не может влечь за собой вычеты за прошлые месяцы. У меня была баталия с одними канцеляристами. Мы — несколько молодых, только избранных депутатов — и те на нас навалились: не можем сделать — и все. Уперлись. А мы хоть и салаги, одно усвоили крепко: представляем народ, он нас выбирал. И в вышестоящую организацию, которой те, что упирались, подведомственны. Пришли. Прием сотрудников, очередь. Мы — по депутатским! В два дня вопрос решили! Не отступились, пока не сделали как надо.

Местные Черемушки. На бывших в войну картофельных полях, которые кормили город, оказавшийся на переднем крае. Новая магистраль, Красноармейская, — скорее проспект, чем улица. Крохотные рядом с громадами домов пробираются от остановки к остановке автобусы. Бреду без будничного спеха — Моторины ждут просто «к вечеру». В дневной школе классным руководителем я ходил к родителям худших учеников. Так неужто в вечерней школе я не могу пойти к лучшим?..

Дом как дом: у подъездов любознательные стражи — нестарые пенсионерки, юные мамы с книжками в руках у ярких колясок, крикливая ребятня в куче и тревожные старшеклассники обособленными парами; молодые отцы с авоськами, нагруженными пакетами с молоком, бутылками с соками. На балконах цветы в крашеных ящиках, над балконами, точно флаги над кораблями, сушатся разноцветные одежды; вырывается марсианское рычание транзистора и, укрощенное, стихает. Дом семидесятых годов, их строят от Москвы до самых до окраин…

Пьем чай, беседуем. Гаврила Климович — военнослужащий, четверть века отдал армии. Мария Александровна, «хранительница очага», при троих детях приискала работу машинистки к дому поближе, на знаменитом заводе. Подался туда и Леонид, когда провалился на экзаменах в техникум:

— Не всем же быть инженерами и техниками. Кто-то должен стать рабочим.

Леня оказался не из тех, кто не умеет взять себя в руки и сделать выводы. Поступил на завод. А Саша, брат, предложил: «Не тушуйся, делай как я: держи курс на вечернее». Но у Лени был «свой курс»: «Поработаю. Интересно. Никогда не думал, что на заводе так здорово работать». Тогда и зажглась в нем та «лампочка», о которой недавно сказал мне: «На завод, на работу, как на праздник иду. Интересно! Каждый день что-то новое. Во всем. Всюду. В цеху. С ребятами. В комсомольских делах…»

С какого момента приходит самостоятельность? То, что высоко ценится: «Сам за себя отвечает…» «Скажет — как сделает, можно надеяться».

Как развился Ленин характер? Отец отвечает:

— Можно тысячи правильных слов произнести и все разрушить одним неверным поступком, наоборот: сын, дочь поймут и без слов, как поступить, если ты правильно живешь и ему, ей есть на кого смотреть.

Отец был «при оружии». Не оттого, что носил на боку пистолет, а оттого, что был артвооруженцем. Мать тоже внесла вклад в победу: служила на Западном фронте в санитарном поезде медсестрой — под бомбами и обстрелами возили раненых из прифронтовых Сухиничей в Москву.

Комсомольцем отец стал на заводе, который строил, коммунистом — в армии: приближалась война, и он связал свою судьбу с судьбой страны, народа, партии. В ВЛКСМ слесаря Моторина приняли в 17 лет, членом ВКП(б) лейтенант Моторин стал в 25. Его младший сын в комсомол вступил в школе в 15 лет; кандидатом в члены КПСС электромонтажник Леонид Моторин стал в 24 года.

Характеры, судьбы, даты жизни «отцов» и «детей» в чем-то непременно рознятся, в чем-то обязательно совпадают. Таков главный закон нашей жизни. Слышите меня, Алик, Боря, Вилен? Уж простите отцу, что на чужих детей находил время, а о своих позабывал. Но, кажется, сыны, вы у меня неплохие ребята, а?

А сейчас я в доме у Сережкиных.

У Алеши складочка в углах губ прячется в твердом изломе рта. Горькую «мамину» морщинку не скрыть реденьким юношеским усам.

В семье, росло двое сыновей. Алеша показывает мне фотографии: отец, Анатолий Иванович, совсем молодой, прижимает к себе Колю — первенца, в коротких штанишках, с чубчиком на выстриженной голове, в туфельках и носочках. Еще любительский снимок: отец, крепкий, по-рабочему сухощавый и мосластый, держит на руках обоих своих парней: Леше — год, Коле — шесть.

Коля ушел из жизни двадцати пяти лет от роду, раньше отца. Окончил 8 классов, получил специальность водителя. Однажды объявил родителям:

— Поеду на стройку. Посмотрю мир.

В дальнем краю встретил местную — Галю. Там у них появился сын. А вскоре произошла катастрофа.

На обледенелом большаке автобус, который вел Коля, развернуло, повлекло к речному обрыву. Коля закричал пассажирам, чтобы спасались. Кто успел — выпрыгнул, некоторые побились, но остались живы. Шофер до конца надеялся спасти машину… У него оказался перелом позвоночника. Надежды на выздоровление не оставалось. Мать, Анна Григорьевна, медицинская сестра, привезла сына домой, они с Анатолием Ивановичем много сделали сверх того, что могли. Да только сына не спасли.