Самсон Агаджанян - Звезда печали и любви

Он отрицательно покачал головой и закрыл глаза. Медсестра повернулась к Елене Владимировне.

— Вот так каждый день. Почти не ест. Питается одним воздухом.

Елена Владимировна подошла к ней.

— Давайте я его покормлю.

Та уступила ей место. Елена Владимировна наклонилась к сыну.

— Олег, а теперь послушай меня. Я приехала, чтобы забрать тебя домой, но если ты не будешь есть, я не смогу тебя увезти. Ты слышишь?

Он открыл глаза.

— Я не хочу, — прошептал он.

— Сынок, пожалей меня. Ты хочешь, чтобы я умерла?

Олег нехотя открыл рот. Она влила ему в рот суп, подождала, когда тот проглотит, и вновь поднесла ложку к его рту.

Но тот замотал головой.

— Ради меня съешь еще немного!

— Мне плохо, — тихо сказал он.

Ложка в ее руке задрожала, она поняла, что больше не в силах смотреть на сына, встала. Голова кружилась, палата переворачивалась, земля уходила из-под ног. Кто-то крепко подхватил ее за талию. Ее привели в ординаторскую, положили на кушетку, сделали укол.

— Вам легче?

— Да, — тихо ответила она и попыталась встать.

— Полежите немножко, — придерживая ее рукой, попросила врач.

По лицу Елены Владимировны потекли слезы.

— За что?.. — тихо прошептали ее губы.

Врач молча посмотрела на нее, открыла журнал и стала писать. Потом отложила авторучку в сторону, зажала руками голову: «Боже мой! Когда все это кончится?»

Елена Владимировна поднялась, села на кушетку.

— Можно, я пойду к сыну?

Врач молча кивнула. Елена Владимировна встала, но, почувствовав слабость в ногах, вновь села. Немного погодя она собралась с силами и, держась за стену, вышла из ординаторской. Возле палаты остановилась. «Возьми себя в руки! — мысленно приказала она себе. — Он не должен видеть тебя слабой!» Но как только коснулась ручки двери, почувствовала, как в груди бешено заколотилось сердце, и поняла, что, вновь увидев сына, не выдержит, разрыдается. Она повернулась и медленно пошла прочь от палаты.

Навстречу ей молодая медсестра катила тележку. Елена Владимировна, уступая ей дорогу, прижалась к стене, непроизвольно посмотрела на каталку и от увиденного похолодела. На каталке лежал молодой парень. Вместо рук торчали обрубки. «О Господи! — тихо прошептали ее губы. — Да как же ты мог такое допустить?» Она повернулась и твердой походкой пошла к сыну. Олег, слабо улыбаясь, тихо прошептал:

— А я думал, мне приснился сон.

Она наклонилась к нему, поцеловала в щеку.

— Нет, сынок, это не сон. Я приехала за тобой. Как только ты поправишься, сразу поедем домой. Я сейчас в город схожу, куплю тебе фрукты. Хорошо?

Тот в знак согласия прикрыл ресницы. Елена Владимировна поехала в город. Через час она вернулась и стала выкладывать продукты и овощи из сумки. Потом вымыла их, угостила всех ребят и подсела к сыну. Отрезала кусочек яблока, положила ему в рот. Олег начал жевать, и она поняла, что ему дается это с трудом. Ложкой выскребла мякоть, поднесла к его рту.

— Сынок, открой рот.

— Я больше не хочу.

— Если не будешь есть, мне будет больно! Ты этого хочешь? Ты не забыл, что у меня больное сердце? Если хочешь, чтобы я умерла, можешь не есть. Запомни, сынок: мы или вместе умрем, или вместе выживем. Другого не дано. Я родила тебя не для того, чтобы ты раньше меня умер. С меня хватит того, что умер твой отец. Тебе я этого не позволю! Слышишь? Не позволю! Ты только верь в меня, и я поставлю тебя на ноги!

По его лицу скользнула грустная улыбка. Она поняла, что Олег не верит, что встанет на ноги.

— Сынок, я когда-нибудь тебя обманывала?

Он неподвижно смотрел в потолок. Мать наклонилась к его лицу и, больше не сдерживая слез, прошептала:

— Родненький ты мой, прошу тебя, прошу как мать, прошу и за твоего отца, не оставляй меня одну. Ты слышишь?

— Да, мама, слышу.

Она поднесла ложку к его рту. Олег открыл рот. Мать кормила сына, а сама в душе рыдала и всеми силами старалась не выдать себя и не разреветься.

— Вот мы и поели, — вытирая полотенцем ему губы, ласково произнесла она. — Завтра я тебе приготовлю твое любимое блюдо.

Прошло полмесяца. Однажды в палату робко вошли мужчина и женщина. Их растерянный взгляд переходил с одного раненого на другого. «Наверно, тоже к сыну», — подумала Елена Владимировна. Словно в подтверждение этого раздался возглас:

— Мама!

Женщина вздрогнула. Она увидела сына. Тот, с перебинтованными руками и ногами, с улыбкой смотрел на родителей. Мать побледнела и бесчувственно свалилась на пол. Елена Владимировна побежала за медсестрой. Женщина, придя в себя, опустилась на колени перед койкой сына и глухо зарыдала. Отец, молча вытирая слезы, смотрел на сына. Елена Владимировна не выдержала этой сцены и вышла. Но с тех пор в палате поселилась еще одна мать.

Однажды палату посетил генерал со свитой. Его взгляд задержался на двух женщинах, которые сидели возле больных. Генерал поздоровался.

Женщины молча кивнули в ответ, а раненые уставились на генерала. Рядом с ним стоял начальник нейрохирургического отделения госпиталя Казаченко. Генерал повернулся к нему..

— Где наш герой Майков?

— Он возле окна, товарищ генерал.

Генерал подошел к солдату, у которого все туловище было забинтовано. Казаченко поставил генералу стул рядом с его кроватью. Тот сел, из кармана достал маленькую коробочку.

— За мужество, которое ты проявил в бою, выполняя свой интернациональный долг, Указом Президиума Верховного Совета СССР ты награжден орденом Красной Звезды. От имени Президиума Верховного Совета СССР мне поручено вручить тебе этот орден.

Он вытащил из коробки орден и вложил в руку солдата.

— Выздоравливай, солдат. Ты Родине нужен!

Генерал повернулся к майору. Тот подал ему пакет, который генерал положил рядом с солдатом.

— Это от меня.

Генерал встал и направился к выходу. Женщина, сидевшая возле сына, неожиданно обратилась к нему:

— Товарищ генерал, ответьте на один вопрос. Во имя чего мой сын, да и эти мальчишки стали калеками?

Генерал остановился.

— Они солдаты, выполняли свой интернациональный долг, — четко, без эмоций ответил генерал.

Он повернулся, чтобы выйти, но женщина резко произнесла:

— Я родила его в муках не для вашего интернационального долга! Мой отец и брат погибли в сорок первом за нашу родину, это я с малых лет поняла, а вот про интернациональный долг, о котором вы сейчас сказали, я что-то не поняла. За чью он землю кровь пролил? Я даже на карте не найду, где этот ваш проклятый Афганистан находится. Ответьте, как же теперь ему жить без ног?

— Я разделяю вашу боль, но мы люди военные и обязаны выполнять свой долг.

— Нет такого долга, генерал, чтобы за чужую землю мое дитя навечно калекой делать.

Генералу нечего было ответить этой горем убитой женщине. Он, лишь разведя руками, поспешно покинул палату.