Александр Чаковский - Блокада. Том 2

Однако Сталин, как им показалось, был по-прежнему спокоен, в поведении его ничего не изменилось.

Как и накануне, он не спеша поздоровался, предложил Бивербруку и Гарриману сесть, затем сел сам. На столе перед ним лежала тонкая красная папка.

— Прежде всего, — начал Бивербрук, — я хотел бы извиниться за медлительность работы нашего посольства и вручить вам письмо мистера Черчилля.

С этими словами он вынул из бокового кармана пиджака плотный конверт и передал его Сталину.

Тот взял конверт, секунду подержал его в руке, потом, не читая, отложил в сторону и медленно произнес:

— Вчера немцы начали большое наступление на Западном фронте.

— Мы слышали об этом в посольстве по радио, — сказал Бивербрук, — и, честно говоря, подумали, что вы не сможете сегодня заниматься ничем, кроме военных дел.

— А разве мы с вами занимаемся не военными делами? — приподняв брови, откликнулся Сталин.

— Разумеется, — ответил Гарриман и, раскрыв принесенную с собой папку, вынул два сколотых листа бумаги и протянул их Сталину. — Вот подготовленный список. Мы хотели бы, чтобы вы рассматривали это как вклад Америки и Великобритании в наше общее дело.

Сталин взял плотные листки, бросил на них взгляд и, не оборачиваясь, протянул Литвинову.

Тот начал вполголоса переводить текст.

Когда он кончил, Сталин сказал:

— Итак, вы предлагаете поставлять ежемесячно четыреста самолетов, пятьсот танков, зенитные и противотанковые орудия и алюминий. И взамен требуете от нас поставок крупных партий сырья.

— Оно нам необходимо для военного производства, мистер Сталин, — откликнулся Гарриман.

— Разумеется, — кивнул Сталин. — Ваши требования мы выполним. Однако я хотел бы, чтобы вы знали: предлагаемое вами количество танков и самолетов далеко не покрывает наших потребностей.

Он говорил медленно, мысленно прикидывая, когда смогут прибыть эти столь необходимые именно сейчас первые пятьсот танков и четыреста самолетов.

Гарриман расценил медлительность Сталина по-своему.

— Вряд ли, мистер Сталин, — с обидой в голосе произнес он, — нам есть смысл начинать торговаться…

Он осекся и умолк. Умолк не потому, что Сталин прервал его словом или хотя бы жестом. Гарриман почувствовал, что не в силах продолжать, потому что взгляд, который неожиданно метнул на него Сталин, был страшен.

Однако уже в следующую секунду глаза Сталина опять выражали лишь пристальное, вежливое внимание.

— Мы не торгуемся, господин Гарриман, — не повышая голоса, сказал он. — В торговле дело касается денег. А сейчас речь идет о народной крови. Кроме того, пока эти самолеты и танки будут доставлены морем, пройдет немало времени. А война не ждет.

— Простите, я неточно выразился, — несколько смущенно проговорил Гарриман. — Я просто хотел сказать, что названное количество танков и самолетов является максимальным, больше поставить мы не в силах.

Сталин пристально посмотрел в глаза Гарриману. На этот раз во взгляде Сталина не отразилось ничего необычного, но американцу показалось, что этот взгляд говорит: «Неправда! Неправда! И вы сами знаете, что говорите неправду. Но я понимаю все. И почему вы вообще решили дать нам вооружение, и почему даете его так мало, и почему сейчас говорите не то, что думаете».

И, как бы отвечая на этот взгляд, Гарриман сказал:

— Мы могли бы предложить мистеру Сталину уже сейчас пять тысяч автомашин марки «Виллис». Если не ошибаюсь, ваши военные хорошо о них отзываются. Их нет в списке, но я беру решение вопроса на себя.

— Спасибо, — произнес Сталин. — «Виллисы» нам пригодятся.

— Мы могли бы предложить вам еще бронеавтомашины… — начал было Бивербрук, но Сталин пренебрежительно махнул рукой:

— Нет. Это машины-ловушки. Нам нужны грузовики-трехтонки. У нас достаточно своих полуторок, но нужны трехтонки.

Гарриман кивнул и, как в первый раз, записав что-то в блокноте, вырвал листок и положил в карман.

Затем сказал, обращаясь к Сталину:

— Вы справедливо заметили, что морской путь долог. Почему бы нам не наладить транспортировку самолетов непосредственно через Аляску? — Он встал и, подойдя к стоявшему в углу кабинета глобусу, прочертил на нем пальцем линию от Соединенных Штатов к северо-восточному побережью Советского Союза. — Это кратчайший и наиболее быстрый путь. Тогда американские экипажи могли бы доставлять вам самолеты прямо по воздуху.

Сталин не двинулся с места. Он только повернул голову к Гарриману.

— Нет, — сказал он после того, как американец вернулся к столу. — Кратчайший путь не всегда является самым лучшим. Ваше предложение рискованно, поскольку это могло бы подтолкнуть Японию на вступление в войну. Вернемся к списку… Сколько мы могли бы получить броневой стали? Если не ошибаюсь, в списке значится…

— Тысяча тонн, — быстро подсказал Литвинов, держа листки перед глазами.

— Вот именно. Тысяча тонн, — повторил Сталин. — Но, насколько я знаю, Соединенные Штаты производят более пятидесяти миллионов тонн стали в год.

— Это верно, но мы снабжаем броней Англию, — поспешно ответил Гарриман. — Она тоже остро нуждается в танках. Вопрос о вторжении немцев в Англию не снят с повестки дня. А быстро увеличить производство стали мы не в состоянии.

— Вопрос об увеличении выпуска броневой стали легко решается с помощью соответствующих присадок, — сказал Сталин. — Это известно каждому металлургу. Что же касается вторжения немцев в Англию, — добавил он сразу же изменившимся, жестким тоном, — то его снимают сейчас с повестки дня истекающие кровью советские войска.

Наступило молчание.

— Может быть, — неуверенно проговорил Бивербрук, — принимая во внимание именно это обстоятельство, было бы целесообразно создать нечто вроде объединенного командования?.. Я хочу сказать, что наши генеральные штабы могли бы заняться выработкой совместной стратегии.

— Стратегия, существующая лишь на бумаге, — иллюзия, — ответил Сталин. — Я за стратегию, осуществляемую на полях войны. А поскольку совместных англо-советских боевых действий пока что не существует, то какой смысл тешить себя и наши народы иллюзиями?

В эту минуту раздался резкий телефонный звонок. Взгляды всех присутствующих обратились к столику, на котором в два ряда стояли телефонные аппараты.

Сталин сказал: «Извините» — и не спеша направился к телефону.

Американец и англичанин напряженно глядели ему вслед. Они не сомневались, что звонок, столь неожиданно раздавшийся в этом кабинете, где во время их бесед ничто не нарушало тишину, мог быть вызван только чем-то из ряда вон выходящим.

Но Сталин пересекал большую комнату спокойными, уверенными и вместе с тем какими-то неслышными шагами, будто шел почти не касаясь пола. Настойчивый, пронзительный звонок, казалось, не встревожил его. Не ускоряя шага, он подошел к креслу, стоявшему за письменным столом, не садясь, снял трубку с одного из аппаратов и негромко произнес: