Александр Чаковский - Блокада. Том 1

Командиры высшего ранга могут целиком обозреть те рубежи, которые занимает их дивизия, армия или фронт, лишь на карте. И лишь по карте могут они, как правило, следить за коллизиями боя, за наступлением или отступлением подчиненных им частей. Но командиры рот и батальонов со своего командного или наблюдательного пункта обычно видят воочию ту землю, которую им предстоит оборонять. И каждая пядь этой земли, каждый ручеек, протекающий по ней, каждое дерево, каждый пригорок или лощинка приобретают для них неповторимое значение, на какое-то время вбирают в себя их души. И даже исход всей войны в минуты и часы боя неразрывно связывается в сознании этих командиров с судьбой того рубежа, который их бойцы защищают.

Проводив взглядом спускавшихся по склону Федюнинского и Васнецова, Суровцев посмотрел на часы.

— Я пошел вниз, комиссар, — проговорил он озабоченно. — Проверю, как оборудован КП и обеспечена ли связь с полком. Останься пока здесь. Когда вернусь, пойдешь в роты. Одного связного я возьму, другой пусть будет с тобой.

Суровцев ушел. Пастухов, стоя у пролома, снова и снова оглядывал в бинокль передний край немцев.

Внезапно он услышал за спиной:

— Видать, большое начальство наведывалось, товарищ комиссар?

Пастухов обернулся. Рядом с ним стоял связной.

— Немалое, — ответил Пастухов.

— Беспокоятся, значит, за высотку. И правильно. Проклятое место.

— Это смотря кто им владеет.

— Тоже верные слова, — согласился боец.

В Ленинграде у Пастухова просто не хватило времени, чтобы познакомиться со всеми бойцами вновь сформированного батальона, и этого пожилого красноармейца в мешковатой гимнастерке, в огромных кирзовых сапогах с широкими голенищами, в которых болтались тонкие ноги, он не помнил.

— Ополченец? — спросил он.

— Был ополченцем. Сегодня, можно сказать, кадровый, — ответил боец, вытягиваясь, отчего живот его выступил над низко затянутым ремнем.

— Фамилия?

— Воронихин.

— Что-то я вас на марше не приметил.

— А я с вами не шел, товарищ комиссар, я вам в наследство достался. От того батальона, что в тыл отвели, когда вы на смену пришли.

— А почему же вы остались? Отдохнули бы после боев, отоспались, — удивленно спросил Пастухов.

— Чего туды-сюды ходить! Ноги-то не чужие, — махнул рукой Воронихин. — А сплю я совсем мало. И до войны так было. Старикам, говорят, не спится.

— Связному тоже придется «туды-сюды» ходить, — усмехнулся Пастухов.

— Так то по делу.

Пастухов посмотрел на бойца с любопытством.

— Где работали до войны?

— В Государственном академическом имени Кирова театре оперы и балета, — ответил Воронихин так торжественно, точно рапортовал о принадлежности к какой-то особо прославленной части.

— Что же вы там делали? — с невольной улыбкой спросил Пастухов. — Пели?

— В гардеробе работал. Ну, а потом, кто чего по художественной ценности стоил, тех в тыл эвакуировали.

— А вас оставили?

— Зачем? — обиженно сказал Воронихин. — Я в Мариинке, почитай, четверть века работал. И мне было сказано: пожалуйста, Степан Гаврилыч, эвакуируйтесь, поезд двадцать семь, вагон восемь.

— Ну и что же вы?

— Я-то? Как подумал: ну его, туды-сюды ездить… Спросил: а в солдаты можно? Давай, говорят, Воронихин, возьмем, — хоть и молодых у нас хватает, а все без тебя и ополчение не ополчение. Вот так оно и получилось.

Последние фразы связной произнес уже с явной усмешкой, но Пастухов предпочел ее не заметить.

— Ладно, друг Воронихин, — сказал он, — будем воевать вместе. А пока вот что, наведи-ка ты тут на полу порядок. Видишь, вон книжки какие-то ветер треплет, листки вырванные, — словом, собери все это в стопку, бечевку найди и свяжи. Может быть, что и ценное звездочеты впопыхах забыли.

Где-то внизу разорвался снаряд.

Пастухов поднес к глазам бинокль. Наши позиции у подножия высоты оживали: бойцы тащили пулеметы, устанавливали противотанковую пушку. Немцы, видимо, заметили движение и начали обстрел.

За спиной Пастухова снова раздался голос Воронихина. Обернувшись, Пастухов увидел, что связной, вместо того чтобы собирать разбросанное, сидит на корточках и читает вслух:

— «…Цель учреждений Главной обсерватории состоит в производстве: а) постоянных и сколь можно совершеннейших наблюдений, необходимых для географических предприятий империи и…»

— Отставить, Воронихин, здесь не библиотека, — сердито сказал Пастухов. — Вам было приказано…

— Больно интересно, товарищ комиссар, — с обезоруживающей улыбкой произнес Воронихин, вставая, но не выпуская книги из рук.

— Дайте сюда.

Пастухов перелистал грязные, уже покоробившиеся от дождя и ветра страницы книги. Это была популярная брошюра, посвященная истории сооружения Пулковской обсерватории. Глаза Пастухова скользили по строчкам: «Точное определение положения звезд…», «В галереях хранятся меридианные инструменты…»

«Положение звезд… меридианные инструменты… — мысленно повторил он про себя. — Как странно звучат сейчас эти слова!.. Подумать только: все хочет знать человек, когда на земле мир, — и положение звезд на небе, и все эти меридианы и параллели… А сейчас смысл жизни сводится к одному — выстоять, не пустить фашистов в родной город, уничтожить врага».

Снова где-то внизу разорвался снаряд. Пастухов бросил книжку в угол и опять повернулся к пролому. Он увидел Суровцева, поднимающегося наверх в сопровождении трех командиров. Двое из них, лейтенанты Сухарев и Огарков, командовали ротами, третьего Пастухов не знал.

«А где же командир третьей роты лейтенант Рыжов?» — тревожно подумал Пастухов.

— Так вот, комиссар, — сказал, подходя, Суровцев, — еще бой не начался, а уже потери имеем. Рыжова убило. Пока бойцы окоп для ротного КП отрывали, его и убило. То ли пулей шальной, то ли осколком. Командир полка в это время в расположении роты находился, приказал принять командование вот ему… младшему лейтенанту… извините, запамятовал фамилию…

Пастухов взглянул на нового ротного. Он был явно старше других командиров, небольшого роста, с рыжеватыми усами на морщинистом лице. Ротный выпрямился, прижал свои короткие, с несоразмерно широкими ладонями руки к бедрам и медленно, точно не отдавая рапорт, а начиная спокойную беседу, сказал:

— Горелов я, Михаил Игнатьичем звать.

— Из ополчения? — спросил Пастухов.

— Из него. С «Электросилы», — может, слышали, такой завод есть.

— Чем командовали? — настороженно спросил Пастухов, от которого не укрылось, что два других ротных, молодых, стройных, подтянутых, смотрели на Горелова несколько иронически.

— Взводом командовал, — все так же спокойно и рассудительно ответил тот. — Да и ротой пришлось. Помене суток. Ротного у нас вчера миной убило. Прямое попадание. На клочки, можно сказать, разнесло человека. Вот я командование и принял.