Пётр Поддубный - Гнездо в соборе

Поездка Оксаненко и Комара в Екатеринослав сыграла в пользу ЧК. Было решено, использовав Зирку как прикрытие, послать с ним на съезд группу чекистов, что облегчило бы успешное проведение операции.

Евдокимов докладывал Манцеву, что надобность в ликвидации одного штаба Цупкома, которая могла бы вызвать массу разрозненных бандитских выступлений, отпала, и что из двух радикальных планов уничтожения петлюровщины — арест главарей всех повстанкомов и основных банд или ликвидация главной банды Мордалевича — скорее всего будет осуществлен первый.

— Ну, так как, дорогой Григорий, доложим начальству, что можно назначать день съезда? — спросил однажды Коротюк Ковальчука.

— Вам виднее, господин полковник, — холодновато ответил тот.

— Вы все еще дуетесь на меня, а зря, — возразил Коротюк. — В нашем деле без бдительности нельзя. Итак, вы уверены, что съезд подготовлен достаточно надежно.

— Я надеюсь, что итог будет еще лучше, чем ожидаете, — не смог сдержать иронии Ковальчук.

Досадливо хмыкнув, Коротюк прервал разговор.

— Ну, теперь, кажется, скоро, — сказал Григорий Комару, у которого он снова жил последние дни.

— Господи! Сколько же я ждал этого часа! — воскликнул Комар. — У нас поговаривают, что на съезде будет объявлен и день восстания.

Однако на следующий день Комар прибежал домой в совершенно другом настроении.

— Собирайся! — крикнул он с порога. — Всем велено в штаб. Там такое творится — не приведи бог.

— А что случилось? — встревожился Ковальчук.

— Что-то у Мордалевича в Дымерском лесу. Что — толком не знаю, но — съезд, съезд похоже, отменяется! А! Вот сволочи!

Деревенский житель живет слитно с природой. Настолько слитно, что обычно не замечает своей привязанности и любви к ней… Андрей, как всякий горожанин, природу чувствовал обостренно. К тому же, последние два с лишним года ему никак не удавалось выбраться ни на рыбалку, ни на охоту — тосковал по любимым развлечениям. Он ехал к Мордалевичу в сопровождении Комара; методично и тщательно осматривал местность, запоминал дорогу и одновременно любовался весенним лесом. Он был красивее и богаче, чем у него на родине, под Харьковом, и Виноградский отметил это ревниво. Рельеф Дымерского леса разнообразный, путаный — овраги и овражки, изредка поляны и просеки, завалы и буреломы. Петляющие тропки. И старые деревья и молодая поросль орешника и малинника. Всюду яркая молодая зелень зрелой украинской весны. Андрей быстро понял, что запомнить местность по приметам — дело для новичка безнадежное, что главное сейчас — точно уловить направление движения за всеми зигзагами троп, по которым вел его к Мордалевичу Данила Комар. Трижды Данила отставал от Андрея (на всякий случай, мол, нет ли хвоста), потом догонял, успокоенный и довольный.

— Что-то ты, Данила, слишком уже опасаешься хвоста, — небрежно заметил Андрей, стараясь перевести разговор в нужное направление.

— Слишком — не слишком, сказать не могу, а то, что атаман спросит, как ехали и где проверяли, нет ли преследователей — это точно. Здесь у него порядок строгий.

— А где не строгий? — спросил, уловив двусмысленность ответа, Андрей.

— В голове у него порядка не стало — вот что я думаю, — сумрачно ответил Комар.

— Вон оно что! — подчеркнуто удивленно откликнулся Андрей, радуясь, что беседа принимает нужный ему оборот. — Так ведь это опасно. Особенно теперь, когда вот-вот головной атаман сигнал подаст.

— Да уж, присматривайся к нему.

— А что присматриваться! Сменить надо.

— Э-э, — возразил Комар. — Не так-то легко сменить, это, пан сотник, не регулярное войско. Мордалевич — атаман, батька. Да и дисциплину умеет держать. Себя поставил прочно.

«Что верно, то верно, — отметил про себя Виноградский, — под самым Киевом стоит банда в тысячу сабель, а мы не знаем, где именно. Однако важно, что все сходятся в одном: Мордалевич колеблется. Его можно повернуть к отказу от борьбы с Советской властью».

И еще думал Андрей Виноградский о том, как круто изменилась его жизнь за два года. Единственный сын в семье мастеровитого слесаря, он смог выучиться на механика, стал сносно зарабатывать, подумывать о женитьбе. Книги любил, особенно романы Вальтера Скотта с их благородными героями, да «Спартака» писателя Джованиолли. Смотрел на них со стороны, а в 1918-м, во время одного из многочисленных тогда еврейских погромов, спас от озверелых петлюровцев соседскую семью. Позже пришел к нему благодарить за это соседский сын, боец особого чекистского полка Яков Гиндин. Подружились. Несколько раз исполнил Андрей простые поручения ЧК. И вот однажды вызвал его начальник секретно-оперативного отдела и сказал:

— Рекомендуют вас, товарищ Виноградский, для работы в органах по борьбе с контрреволюцией.

— Кто рекомендует?

— Во-первых, товарищ Яков Гиндин. А, во-вторых, заводская ячейка РКСМ.

— Я же не комсомолец.

— Так комсомольцев они не рекомендуют, а прямо направляют. А вас рекомендуют. Подумайте.

Андрей подумал и согласился.

Он и прежде интересовался политическими вопросами, не лишь постольку, поскольку они касались его. Теперь политика начала зависеть и от него, Андрея Виноградского, — вот ведь какой поворот. И нынешнее его задание было по существу политическим.

— Ты, Андрей, можешь очень многое, — говорил во время последней встречи Евдокимов, — но пойми, что главная твоя сила не в тебе самом, а в новой обстановке. Переход от продразверстки к твердому продовольственному налогу и указ об амнистии для рядовых участников повстанчества — вот главное наше оружие. Главари скрывают эти постановления Советской власти от селян или перевирают их. Но петлюровцы понимают, что эти постановления вынуждают их к решительным действиям или к капитуляции — время-то работает против них. Значит, возможны опасные выступления. Вот предупредить о них ты нас и должен. По правде сказать, в этой банде сейчас нужнее агитатор, чем оперативник, и мы с губкомом партии об этом думаем, но твоя задача — именно разведческая. Планы Мордалевича, настроения подчиненных ему атаманов и рядовых повстанцев, особенно — одураченной бедноты. Возможность оторвать ее от кулацко-националистического ядра движения. Жду связи. Самостоятельные действия — только в крайнем случае, например, угроза выступления банды. Тогда сделай все, чтобы известить нас об этом.

Через два часа езды Виноградский и Комар выехали к окруженному высоким забором дому верного, как объяснил Данила, лесника. К дому примыкал крытый тесом широкий двор. Рядом клонил голову колодезный журавель с большой деревянной бадьей.

Комар постучал в ворота рукоятью плети. Послышался злой собачий лай и громкий бас: