Александр Авдеенко - Над Тиссой. Горная весна. Дунайские ночи

Дунай Иванович покачал головой.

- Ну и ну!.. Тут, брат, и человеком не пахнет. Логово! И как ты здесь только существуешь, ума не приложу!

- Существую. - Уваров выкрутил фитиль лампы, загремел печной заслонкой. - Доволен, слава Христу. Не жалуюсь. Не выпрашиваю лучшей жизни.

- Детей нет?

- Холостяк.

- Почему не женишься?

- Двадцать пять лет не ищу невесты. - Уваров пошевелил толстой отвисшей губой. Улыбку изобразил. - На том свете женюсь.

- Ты это серьезно?

- Куда уж серьезнее!..

- Принципиальный женоненавистник?

- Чего?

- Жен, говорю, ненавидишь.

- Без жены легко жить, если с Христом обвенчан.

- Ну, знаешь!.. Я вот с малолетства обвенчан с ним, а все-таки…

Сказал и сразу пожалел. Опасная болтовня.

- А кто тебя венчал? - спросил Сысой Уваров и глаза его стали узкими-узкими.

Дунай Иванович понял, что случайно прикоснулся к чему-то тайному, сектантскому.

Кто венчал?…

Что сказать? Мгновенно вспомнил, что было известно ему о сектантах Дуная, Карпат и Закарпатья. Все они законспирированы, организованы в «пятерки». Одна не знает другую. Каждая выполняет волю главного проповедника, а проповедник, правая рука Христа, - личность почти мифическая. Живет он вдали от своих служителей - где-то в Канаде или в США. Через тайных послов влияет и на русских сектантов, и на польских, и на румынских, и на болгарских. Приказания его выполняются беспрекословно.

Дунай Иванович спокойно выдержал взгляд Уварова, сказал:

- Кто венчал, спрашиваешь?… Тот, кого избрал Христос. Тот, кто бывает всюду и нигде.

- Ишь ты!.. - бакенщик довольно улыбнулся.

Черепанов понял, что опасность миновала. По-видимому, он произнес подходящие слова. Вот, оказывается, в чем дело. Хитри, увиливай, недоговаривай, намекай, нагромождай великие премудрости, прячься за них - и ты завоюешь доверие самого недоверчивого «трясоголова» или «молчуна».

Черепанов сел за стол.

- Сысой, ты не очень гостеприимен! Где же твое угощение? Выкладывай!

Хозяин усмехнулся в прозрачную растрепанную бороду.

- Тише едешь, дальше будешь! Мы всю жизнь тихо едем. - Он сдвинул ногой доску в стене, достал - из неглубокого погребца бутылку водки, черную икру в стеклянной банке, малосольные огурцы в кувшине. - Угощайся, Иван… не знаю, как тебя по батюшке.

Черепанов взял бутылку, посмотрел сквозь нее на огонь лампы.

- Березовый сок, а не горькая. Хороша Маша, да не наша. Нельзя мне пить. Такая работа. А может, и тебе не положено?

- Положено! Мы сроду пьющие: дед пил, отец пил, и я пью с малолетства.

- Знаю! - Дунай Иванович засмеялся. - Вот так тихий ездок. Да разве она, русская водочка, позволяет человеку тихо жить?

- Позволяет! Она у меня выдрессированная. Наливай!

Действительно, выпил один за другим два стакана и не опьянел, не переменился: такой же тяжеловесный, рассудительный, осторожный и тихий.

Дунай Иванович поужинал, поднялся, вышел из-за стола, потянулся, зевнул, завистливо-тоскливо посмотрел на охапку сена, брошенную на дощатые нары.

- Хочу спать. Покараулишь?

- Постой!.. Мы не поговорили о самом главном деле… о плавнях.

- Утром поговорим.

- Я б хотел нынче.

- Хорошо, пожалуйста… Утром сообщи в Явор: прибыл, мол, благополучно, на днях выезжает к вам.

Уваров нетерпеливо отмахнулся.

- Это я сам знаю. Дальше… Как насчет плавней?

- Это потом. Завтра ночью я должен пробраться к дунайскому бензопроводу. Ты будешь помогать.

- Я?… Не взрывник же я, не ныряльщик.

- Ни взрывать, ни нырять тебе не придется.

- А как же?

- А вот так… - Черепанов достал из рюкзака портативное, для работы под водой, электроаккумуляторное сверло. - Нырну на дно Дуная в самом тихом месте, просверлю в бензопроводе отверстие, вставлю в него дуло вот этого баллона-пистолета, выстрелю, аккуратно зачеканю дырку… Этот баллончик-пистолет наполнен особой жидкостью. Ее достаточно для того, чтобы нейтрализовать тысячи и тысячи тонн авиационного бензина. Действует не сразу, в заданный срок. Если завтра впрысну эту жидкость в бензопровод, то реакция в хранилищах будет закончена в октябре. Самолет, заправленный таким бензином, дальше земли не улетит…

- Все ясно! - сказал Сысой. - Чем и как тебе помогать?

- Завтра на вечерней заре садись в лодку, бери меня и сети, плыви на дальние протоки. Оттуда до бензопровода рукой подать. Пока ты будешь рыбачить, я справлюсь со своим делом.

- Рискованно… Как я тебя спрячу? Не лодка у меня, а скорлупа.

- На буксире у тебя пойду. Под водой. В случае встречи твоей лодки с пограничным катером, незаметно исчезну, как рыба.

- А нельзя тебе самостоятельно действовать?

- Далеко до места работы. Против течения всю ночь проплывешь, измучаешься. Свежие силы надо сохранить.

- Рискованна для меня такая прогулка.

- Боишься?

- Я говорю… рискованна. Не хочу лишний раз мозолить глаза пограничникам. Верят они мне, но и проверяют. А насчет страха… - Сысой Уваров из-под насупленных бровей насмешливо-снисходительно посмотрел на ныряльщика. - Ничего я не боюсь.

- Не набивай себе цену, и так дорог! Пока человек живет, он всего боится. Я вот почти двадцать лет с жизнью и смертью в обнимку, а все равно бледнею и холодею, когда иду на дело.

- Тебе так и положено, а я… Заказан мне страх.

- Железный ты, что ли?

- Хоть и не железный, а ни пуле, ни огню, ни тюремному клопу, ни лагерной крысе не угрызть меня.

- Да?… Это ж почему?

- Потому… Тыщи лет живу на земле и еще тыщи лет буду жить.

- Вот как!.. Значит, ты с Адамом и Евой знаком? Был свидетелем всемирного потопа? Может быть, ты и живого Христа видел?

- Видал! - угрюмо, вызывающе ответил Сысой Уваров.

Дунай Иванович еле сдержался, чтобы не расхохотаться.

- Ну, коли так, тогда конечно… Значит, бессмертный? - осторожно прикоснулся к коленке Уварова, пощупал мускулы, ребра. - Из обыкновенного теста сделан, а износу нет. Вечный. Скажите пожалуйста!..

- Не смейся.

- Что ты, Сысой! Завидую. Восхищаюсь. Горжусь, что судьба столкнула меня с этаким чудо-человеком.

- Такое чудо всякому доступно.

- И даже мне?

- И тебе.

- А как к нему подступиться?

- Скоро сказка сказывается… Спи!

- Не скажешь?

- Спи, говорю! Во сне ответ получишь.

Уваров задул лампу, и в сырой, затхлой хижине наступила тишина.

Дунай Иванович затаился на нарах. Готов был ко всяким неожиданностям. Черт его знает, на что способен «бессмертный». Сжимая рукоятку пистолета, напряженно прислушивался, вглядывался в тот угол, где на старой овчине устроил себе постель Уваров. Там было тихо. «Плавни, плавни, - думал Черепанов, засыпая, - что там?… Спрашивать нельзя».

Утром первым поднялся хозяин. Умылся. Расчесал бороду и волосы деревянной, с редкими зубьями гребенкой. Растолкал гостя.