Владимир Шорор - Найдется добрая душа

Все мы пошли на работу. Все товарищи, которые приехали с нами, и Аня, жена, пошла в больницу санитаркой. Она с пятого класса работает. Как ее отца и двух братьев взяли на фронт, в госпитале помогала. А с четырнадцати лет пошла на шахту, стволовой работала, а сначала разнорабочей. Потом взяли ее в ремесленное училище, получила специальность слесаря-сборщика. Это было в войну, так что опыт работы у нее большой. Всю войну, девчонкой, работала, мать поддерживала. Мужики-то на фронте. И брат один оттуда не вернулся.

Дома, в нашей палатке, одна моя мать осталась да вот эти два артиста — Люба с Мишкой. А мы взяли топорики и пошли плотничать. Валили с корня лес, шкурили и строили баню. Это первый объект, который требовался для населения будущего Братска-три. Часть наших товарищей пошла строить пекарню. Хлеба строителям не хватало, сразу столько понаехало, давали по пятьсот граммов, как в войну. Бригадиром к нам назначили настоящего плотника, Долинина Ивана Григорьевича. Он нами руководил, учил нас, что к чему в плотницком деле.

Подходила зима. Надо было убрать картофель в подсобном хозяйстве. И поручили нашей бригаде и бригаде еще одной, Хотулева, строить овощехранилище. И копать картошку одновременно. Каждому было задание — выкопать пять соток картошки. Хочешь не хочешь, справляться с этим надо. Отдавали все силы, понимали: задание серьезное.

Нас комендант хотел перевести в семейную палатку. А мы хорошо сжились, ругани никакой. Все члены партии, все уважаем друг друга. Ну, раз переводят, что поделаешь? Надо уходить. Тут ребята взяли коменданта за прудки: пусть, говорят, Сухомлиновы остаются. Устроили аврал: кто доски тащит, кто что. Отгородили угол. Условия жизни стали лучше. Но палатка есть палатка, как ни топи — зимой не натопишь. Что с детьми будет?

Тут, аккурат, приехали родители Ани. Заготовили мы лесу, стали рубить времянку. Товарищи крепко помогли. И к седьмому ноября справили новоселье. Помазали, побелили, настоящая комната получилась. Никогда я не был печником, а тут сам сложил печку с тремя ходами. Долго сидел, плановал — как же делать, чтобы дым вокруг духовки пошел? Чтобы булочку или еще что испечь? Целый чертеж составил, пока сообразил. Ну, это все личное строительство. А на большой стройке происходило вот что. Конечно, я говорю не про всю стройку, а что происходило со мной, с нашими ребятами. Про всю стройку надо у товарища Наймушина спрашивать. А я своим чередом пойду.

В октябре пятьдесят пятого года стали собирать бригаду сантехников. Кто работал, кто не работал по этому делу — шибко не разбирались. Немного знаешь это хозяйство — марш туда. И я, конечно, тоже попал в эти сантехники. Нас послали строить водопровод. И строили мы его с ноября по январь. Экскаватор не брал землю, все замерзло, взрывчатки не было. Приходилось жечь костры, отогревать землю и рыть траншею. А морозы под сорок заворачивают, а то и под пятьдесят бывало. Никогда в таких условиях водопроводы не строили. А что делать? В поселке снег ели вместо воды, все питались, можно сказать, снегом. Мы пустили водопровод к Новому году. Не испытывали, какие тут испытания? Проложили трубы в траншеях, засыпали мерзлым грунтом, но поселок получил воду. Узкое место было ликвидировано. Напились люди досыта, стирать могли теперь, умываться. Веселее дело пошло.

Сдали водопровод — куда теперь? И тут, в январе, организовалась непосредственно моя бригада монтажников. Мы разделились на сантехников и монтажников. Сантехники, те своим делом занялись, а мы стали монтировать башенный кран. В бригаде оказалось тридцать семь человек. Это по дурости начальника участка. Таких бригад не бывает, надо шесть-семь человек, тогда дело будет. А так что?

Вот считайте. За год мы смонтировали около ста тонн металлических конструкции или двадцать восемь каркасов металлических корпусов. Семь из них под гаражи, четыре под тракторный парк. И еще разные ремонтные мастерские, база главного механика и много всяких помещений. Это за год. С мая стало в нашей бригаде восемь человек. Остальные ушли в специализированную организацию. И вот, смотрите, что получилось. До мая мы, тридцать семь человек, поставили три корпуса или сто пятьдесят тонн металлоконструкций. А после мая мы, восемь человек, поставили двадцать пять корпусов или восемьсот пятьдесят тонн конструкций. И, когда нас было тридцать семь человек, заработок был в пределах тысячи рублей. А когда восемь человек — в пределах трех тысяч.

Мы смонтировали эти корпуса, сдали их в эксплуатацию. За это нам что? Мне присвоили имя лучшего слесаря Иркутской области. Вот, пожалуйста, документ, корочки. Вроде диплома. Дали две почетные грамоты, Строительству и Управлению. И три тысячи — бригаде премию. Средний, примерно, процент выработки составил у нас триста процентов. То есть за год выполнили план трех лет. И без всякой туфты. Ну, какая тут туфта? Металлоконструкции стоят на месте. Предъявляем в банк документы на эти конструкции, нам за них деньги платят. Монтаж окончили в декабре пятьдесят шестого года. Тут работы для нас по специальности не оказалось. Перекинули нас на хозработы, потом на перевозки. В общем, как говорится, бери больше — неси дальше. А ведь мы монтажники, сколоченный коллектив, можно сказать. Куда нас?

Тут встала необходимость обезопасить дорогу от нависших над ней скал, на правом берегу. Из нашей бригады сколотили бригаду верхолазов. Часть ребят не прошла по состоянию здоровья — у кого силенки маловато, кому на высоте дурно становилось, у кого еще что. А остальные — Шагуров, Парамонов, Долгов, Хмелинин, Миков, Сторублев, Неделяев — эти ребята стали верхолазами.

Проходили одновременно и теорию и практику. В армии я немного занимался альпинизмом. Теперь пришлось быть и инструктором и конструктором. Сам учил, сам и практикой руководил. Привезли нас впервые, помню, знакомиться со скалами, с объектом. Впечатление такое — что тут страшного? Работа хорошая, снизу вверх смотрим, не так-то высоко. И когда на другой день получили снаряжение — веревки, тросы, ломики скальные, оказалось не так-то просто, как смотреть снизу. Когда поглядели сверху, многим пришлось туго. Один парень, здоровый на вид, спустился метров на десять вниз. Висит на канате. А под ним еще метров семьдесят пустого пространства до земли. Он и не смог дальше двинуться. Пришлось тащить его назад. Высота, как ни крути, восемьдесят, а то и девяносто метров. И еще один не выдержал: головокружение началось, когда работать пытался. А остальные чувствовали себя хорошо, с первого дня начали вкалывать на совесть. Главный инженер говорит: «Мне, ребята, вас не проконтролировать. Нету на такие работы ни нормы, ни положения об учете времени. Поэтому прошу — на совесть. Устал — отдохни, чтобы ноги не тряслись. Чтобы, самое главное, не сорваться оттуда- — технику безопасности непременно соблюдайте». А у нас и так, говорю, все на совесть работают.