Иван Черны - Обычные приключения: Повесть. Рассказы

— Давай, надо успеть до ужина! — поторопил кинолог.

— Пошли… — Я пропускаю Пепино вперед.

Перепрыгивая через три ступеньки, мы промчались по лестнице мимо дневального. Им был Матей Мелихар. Он из нашего отделения, тоже проводник служебной собаки. Временами у него возникает тик — дергается веко. Однажды, рассказывают, во время задержания и конвоирования нарушителя он так сбил последнего с толку, что тот вырвался от сопровождавшего, пытаясь удрать. Потом он утверждал, что Матей, подмигивая, дал ему знак бежать. В другой раз его побили в ресторане за то, что он подмигивал девушкам чужих ребят. Сейчас он собирался сдавать дежурство и пересчитывал магазины. Один у него оказывался все время лишним. Матей, Матей! Видать, у него с арифметикой нелады.

В комнате политико-воспитательной работы, где стоял стол, пахло табачным дымом. Пепино чертыхался. Он был закоренелый враг курения. Сейчас он быстро открыл все окна настежь. Глубоко вдохнув в легкие шумавский ветер, он потянулся за однокроновой монетой, в это время я закрепил сетку. Я выбрал орла. Монетка звякнула об пол, упала в щель между паркетинами, и прошло некоторое время, пока мы ее оттуда вытащили. Итак, начнем снова… Я шагнул к самодельному теннисному столу. Хорошая работа наших мастеров, которые из прессованной плиты изготовили теннисный стол и точно по правилам разметили его.

— Не говорил ли кто-то о деревянной дощечке? — напомнил я товарищу.

Я видел много раз, как он отбивает теннисный мяч, но сейчас не верил своим глазам. Он поднял стул за ножки и фанерным сиденьем спокойно отразил мою подачу, заработав очко.

— Принимай! — подзуживал он.

— Это все из-за сигаретного дыма! — оправдываюсь я.

Разделывал Сладек меня мастерски. Кто не видел, тот не поверит. Это виртуоз. Он мог бы выступать в варьете. Лупит стулом лучше, чем я ракеткой, подает спинкой, а принимает сиденьем. Я не успеваю поднимать пропущенные мячи. От полнейшего разгрома меня спасает дневальный. Матей наконец досчитал свои магазины и сейчас выкрикивал: «Приготовиться к ужину!»

— Во время построения будет проверка столовых приборов, — сказал Матей, поворачиваясь к нам спиной. Обидчивый, как и его дворняга. Моя овчарка не могла терпеть его собаку. Мне долго приходилось кормить ее на расстоянии, укрываясь за толстым стволом дуба, в то время как Альма была привязана на цепи с другой стороны.

Топот со стороны кухни возымел действие на Пепино. Он поставил стул на место и предложил:

— Доиграем после ужина!

— Только начал разыгрываться, — симулировал я разочарование.

Мы направились к столовой. На лестнице уже была давка. Стали в хвост очереди. Ирка Возаб разыгрывал из себя пирата. Ложку он засунул за голенище, как корсар нож, не хватало только повязки на глазу. Пепино наклонился к нему:

— Иржик, как думаешь, ковбойки уважают ковбоев?

Прежде чем Ирка успел ответить, его уже вытащил из очереди дневальный и послал за столовым прибором. В наказание все должны ждать. Это эффективное воспитательное средство. На голову провинившегося обрушивается ругань. Я тоже присоединяюсь:

— Ты бы мог испортить даже прекрасную шумавскую погоду…

Мы организованно вошли в столовую. Оформлена она была как ресторан в солидном отеле. Облицовку из лиственницы дополняла керамика веселых цветов. Не хватало только девушек во всем их великолепии и метрдотеля. Его функции исполнял Франта Фурст, которого я знал еще до призыва на военную службу, когда мы наведывались в кафе, где он тогда работал. Он прогуливается по столовой, словно она ему принадлежит. Нам дали на ужин гуляш из косули. Это оплата натурой местного лесничества за тонны сена, которые из года в год мы заготавливаем. Раздатчик разносит еду в строго установленном порядке — сержантам, солдатам второго года службы, первогодкам. Предпочтение отдается ребятам, которые спешат на дежурство. Повар Ирка Водичка стучит половником о стенки котла и предлагает:

— Кому-нибудь добавки, ребята?

— Не возражаю.

Вылавливаю ложкой кусочки мяса. В соус крошу кусочки солдатского хлеба. Его один раз в неделю привозят из Каплиц. Сегодня ему ровно семь дней. С тех пор как однажды я оставил зубную коронку в таком каравае, стараюсь отламывать кусочки хлеба, откусить уже не отваживаюсь. Еще хуже обстоят дела с Пепино. У него пародонтоз. Он даже смотреть не может на солдатский хлеб. Ему снится кофе и вафли «татранки», которые я ему почти проиграл. Доедая, он говорит требовательно:

— Кончай и пошли, продолжим игру!

В это время мигает «четверка» на сигнальном табло — сигнал тревоги. На ступеньках слышится цокот подков ботинок, появляется откормленный Матей Мелихар. У него подергивается веко, голос прерывается от возбуждения:

— Тревога с выездом. На Сенике задержание. Требуются трое добровольцев для конвоя и проводник служебной собаки.

Гильзы на кончиках шнуров дневального постукивают. Мы с Пепино переглянулись и одновременно отодвинули тарелки. Летим в сушилку. Он уже участвовал в нескольких задержаниях и утверждает, что все они одинаковы. Второпях не могу надеть канадки — завязался узлом шнурок. Я выбрасываю его в шкаф и просовываю ноги в голенища. Въехал в них быстро, как по ледовой дорожке. В «оперативку» вбегаем одновременно. Сладек докладывает:

— Кинолог роты и три стрелка готовы к выполнению боевой задачи по охране государственной границы!

Оперативный офицер проверяет оружие, дает команду. Поворачиваемся кругом. Стрелки летят к газику, а я — за Фулой. Она уже год как узнает меня по шагам, дыханию, голосу, и нам порой не хватает друг друга. Собака прыгает на дверцу, вольер весь трясется. Видимо, что-то чувствует. Едва надел на нее поводок, как подъехал газик. Водит его Цирил по прозвищу Цирилфалди, умеющий ездить быстро. Мы еще не успели как следует усесться, а машина уже тронулась. Во всей роте никто так не водит машину, как Цирил. На гражданке он работал таксистом. Сто тысяч километров проехал без аварий. За полтора года службы он добавил к своему водительскому багажу еще тридцать тысяч километров. А это кое-что значит. Командир роты уже представил его к награде и премии как лучшего водителя части. Цирил сейчас демонстрировал нам, как и где надо ехать. Стрелка спидометра застыла на отметке «восемьдесят». Но для Пепино и этого мало, и он поторапливает:

— Поднажми!

— Я бы не стал, поручик, — говорит Цирил, глядя на дорогу, — здесь одни ямы!

Газик ревет, карабкаясь на крутой холм. Туман становится еще гуще. Стеклоочистители трут стекла, как в ливень. Фары высвечивают табличку с надписью: «Пограничная полоса». Холод и сырость забираются под одежду. Стрелок Ирка Возаб жалуется: