Кирилл Левин - Война

Но где же были те батареи и орудия, огонь которых распределял начальник артиллерии и его помощник? А их еще не было. Большинство их стояло еще в глубоком тылу, в стороне от дорог, скрытое в лесах и рощах вместе с артиллерийскими парками и обозами. Орудия были покрыты чехлами, на передках дремали дневальные и дежурные, а расседланные лошади лениво щипали молодую весеннюю травку.

Уже давно были намечены артиллерийские позиции и занесены на все карты и планы. Уже давно были оборудованы и тщательно замаскированы места для орудий, вырыты углубления для зарядных ящиков, погребки для снарядов, сделаны ровики и землянки для артиллерийской прислуги и командиров. Уже давно телефонисты соединили незаметно эти позиции проводами с наблюдательными пунктами, с местами пребывания начальников, с центральными телефонными станциями, с передовыми окопами пехотных частей. Уже много раз командиры батарей и артиллерийских дивизионов выезжали на свои позиции. Они определили с помощью угломеров и дальномерных приборов все главнейшие цели и дистанции до них. Они подсчитали затем основные исходные данные для открытия огня и даже поправки на рассеивание снарядов. А большинство артиллерийских позиций оставалась по прежнему пустыми.

Ничто не должно было выдать противнику сосредоточение войск (В районе прорыва девятой армии. Пушки и гаубицы, зарядные ящики, повозки, коновязи и палатки были укрыты сверху ветками, травой, полотнищами, окрашенными под цвет и рельеф окружающей местности. Многие дороги, ведущие из тыла к передовой линии фронта, были закрыты для всякого движения с трех часов утра до девяти вечера. По другим дорогам днем разрешалось передвигаться только одиночным повозкам и небольшим командам в десять человек, — и то на дистанциях не менее двухсот шагов друг от друга. В некоторых местах были намечены вехами обходные дороги, по которым с величайшей осторожностью передвигались лишь с разрешения специально выставленных часовых.

Многие батареи, особенно тяжелые, были подвезены к фронту и поставлены на свои позиции лишь за сутки до начала боя.

Немецкие летчики, появлявшиеся над расположением русских войск, не могли заметить никаких приготовлений к крупной операции. Они видели под собой только мирную картину русского тыла, то размеренное течение военных будней, когда противник желает, по всей видимости, лишь одного: закрепить свое положение и возможно спокойнее провести время. Австро-германцы и не подозревали о той гигантской подготовительной работе, которая шла при величайшей скрытности в глубоком тылу и на передовых позициях русских, о той работе, которая накопляла на небольшом отрезке фронта огромные количества энергии, чтобы затем одним коротким ударом обрушить ее сразу на голову врага.

Немецкие летчики могли лишь увидеть кое-где нарочно плохо замаскированные батареи. Они аккуратно заносили их на карты, а австрийские артиллеристы готовились стрелять по пустым местам, где были только крупные толстые бревна на подставках, изображавшие стволы орудий.

С середины мая русская пехота начала постепенно сближаться с противником. Полковые и батальонные командиры указывали артиллерийским начальникам, какие неприятельские пулеметные гнезда и полевые караулы мешали продвижению пехоты. Когда наступала ночь, артиллеристы открывали по этим точкам огонь. Стреляли преимущественно из легких орудий, чтобы не выдать присутствия в этом районе тяжелых батарей. При этом орудия выдвигались на другие места, чтобы противник не обнаружил тех позиций, с которых эти орудия должны будут стрелять в день атаки.

А пока артиллерия ослепляла пулеметные гнезда австро-венгерцев, пока она отрезала ходы сообщений и неприятельские полевые караулы, пока она мешала встревоженному противнику вести самому огонь из орудий, бомбометов, винтовок, — в это время русская пехота лихорадочно рыла окопы на несколько шагов впереди передовой линии и ходы сообщений к ним. И когда затихала ночная тревога, когда начинал уже брезжить утренний рассвет, австро-венгерцы видели на десяток шагов ближе к себе свежевырытые окопы русских, укрепленные мешками с землей и обнесенные рогатками с колючей проволокой.

Через несколько дней ночью опять делался отчаянный судорожный бросок вперед, и еще несколько драгоценных метров отвоевывалось от страшной зоны огня и смерти.

Так на всем протяжении четырехсот верст юго-западного фронта медленно подползала передовая линия русских окопов к австро-германским укреплениям. В конце мая расстояние между ними было не более двухсот шагов. Бежать такое расстояние надо всего полторы-две минуты…

3 июня, после жарких сухих дней, прошла сильная гроза. К вечеру наступила приятная прохлада. Из окна избы, где сидел маленький толстый полковник — начальник средней группы артиллерии, был виден красивый бледно-розовый закат. Но полковник не замечал его красоты. Он склонился над листом разграфленной бумаги и писал. Это был последний подготовительный приказ. Он начинался следующими словами: «Обстановка не изменилась. Атака австрийской позиции на всем фронте армии назначена на завтра. Приказываю…»

Дальше шло подробное расписание, которое указывало, что должна делать каждая батарея в первый период боя и затем, после начала пехотной атаки. Для всех батарей были указаны строгие границы на местности, в пределах которых они должны вести обстрел. Было указано время, когда можно начать пристрелку и когда вести огонь на поражение. Затем давался точный расчет по часам — с какой скоростью должно стрелять каждое орудие. И, наконец, шли распоряжения более общего порядка: о переносе огня во время атаки, о запасах гранат и шрапнелей, о батарейных наблюдательных пунктах, о телефонной связи, о выдвижении артиллерии и многом другом.

Приказ был уже давно размножен на копировальной машинке и разослан с ординарцами по всем дивизионам и батареям, а толстый полковник все еще сидел за столом и еще и еще раз проверял все возможности предстоящего боя. Все было как будто правильно. Все части огромного артиллерийского механизма были расставлены по своим местам. У каждой своя, строго определенная задача. Действия отдельных батарей точно слажены между собой, как работа умной машины. Боевую готовность всей массы артиллерии можно было бы сейчас сравнить с туго натянутой тетивой лука: готовая лопнуть от предельного напряжения, она ждет только последнего легкого толчка, чтобы мгновенно освободить огромную накопленную энергию и со злым свистом пустить тяжелую стрелу в сердце врага. Такой толчок был дан спустя несколько часов.

Вот как это произошло.

Медленно поднимался бледный рассвет, предвещая начало нового дня. Исчезали постепенно причудливые ночные тени и силуэты. Все казалось каким-то серым и бесцветным. Занимался день 4 июня 1916 года. С юго-востока потянул легкий ветерок. Он едва заметно колебал травинки перед окопами австро-венгерцев, шевелил волосы у спавших солдат, тонкой струйкой тянул цыгарочный дым у задремавшего часового.