Исай Давыдов - Подвиг начинался в апреле

Большую часть добровольцев доставили в Чернышевские казармы, расположенные на одной из тогдашних окраин Москвы. Однако в эти казармы попали не все. Многие прибыли прямо в штабы воинских частей Московского фронта ПВО.

Когда на вокзале девчата рассаживались по машинам, они не знали, куда какая машина пойдет. Думали — все в одном направлении. Понятно, каждая старалась сесть вместе с теми, с кем ехала в теплушке. Успели привыкнуть друг к другу за долгую дорогу, подружиться.

Но в машину умещалось меньше девчат, чем было в теплушке. И приходилось порой забираться в другой, соседний грузовик. Размещались со смехом, с шутками. И кричали подругам:

— Ничего, там встретимся!

И не встречались после этого иногда всю войну, иногда всю жизнь. Машины уходили в разные стороны, и никто не знал, куда увезли подруг.

Эти стремительные разлуки, начавшиеся на вокзале, продолжались и в казармах. Напряженно работала там военно-медицинская комиссия. У девушек проверяли и слух, и зрение. Кое-кто уходил от врачей в слезах. Или росту не хватило, или зрение слабовато, или слух. Этим девчатам предстояло возвращаться домой.

Валю Соколову, самую маленькую комсомолку из висимской группы добровольцев, тоже «забраковали». Не хватило двух сантиметров росту. Вале предстояла обратная дорога — в Черноисточинск, где она работала шофером на лесопункте.

Девушка грустно стояла во дворе казармы, с завистью глядела на веселых комсомолок, получивших назначения в воинские части, и думала, что же будет с ней дальше.

Обидно! И от обиды слезы катятся по щекам. И хочется закричать, доказать кому-то, что ты хоть и меньше ростом, но не хуже и не слабее других. И так же, как другие, хочешь и можешь защищать Родину.

Двое командиров, проходя мимо, замечают слезы девушки, останавливаются.

— Ты что плачешь, малышка? — спрашивает один из них. — Москва ведь слезам не верит!..

— И не надо! — отвечает Валя. — Я и не прошу…

— Не взяли? — спрашивает другой. — Ростом не вышла?

Валя молча кивает.

— А ты кто по специальности?

— Шофер.

Валя достает удостоверение.

Командир рассматривает его, качает головой.

— Ну, что ж… Нам шофер нужен. Пойдешь к нам, в зенитную артиллерию?

— Пойду.

Так решилась судьба Вали Соколовой. Из всей висимской группы она одна попала в зенитно-артиллерийский полк. Остальные стали аэростатчицами и пулеметчицами.

Здесь же, в казармах, пришлось расстаться четырем подругам с Высокогорского механического завода.

Дольше всех не хотела смириться с этим маленькая Нина Климова. Она снова пробилась на комиссию и умоляла направить ее туда же, куда и Нину Волженину.

— Там нужны сильные, — сказали ей.

— Я выдержу все! — убеждала Нина. — Только вместе!

— Привыкайте! Здесь армия, а не детский сад. В армии не спорят.

Самой маленькой из высокогорских девчат — браковщице Зине Гензик — пришлось в казармах труднее всего. Когда во время медосмотра она подошла к столу терапевта, врач с возмущением закричал:

— Что за издевательство? Дети стали приезжать!

Зина поняла, что с ее ростом в армию не пробиться, и убежала с комиссии. Картина была ясна: теперь отправят обратно в Тагил.

А в Тагиле Зина Гензик вообще оказалась случайно: весной 1941 года приехала в гости к брату из Себежского района, Псковской области. С января 1942 года она осаждала военкомат заявлениями об отправке на фронт или в партизаны — в свою, Псковскую, область.

В партизаны ее не взяли. И в добровольцы она попала лишь вместе с другими высокогорскими девчатами.

В казармах Зина Гензик целые сутки провела в каком-то оцепенении.

Постепенно стал стихать гул голосов. Комсомолки разъезжались по воинским частям. Зина собралась с духом, взяла в руку документы, закинула за плечи вещевой мешок и пришла в какую-то комнату, где сидели два майора. Незнакомая девушка о чем-то упрашивала их.

Зина положила свои документы на стол и сказала:

— Вот мои документы, товарищ майор. Можете отметить, что я уехала обратно в Нижний Тагил. Но я не поеду в Тагил. Я пойду на запад, через фронт, в свой город Себеж. Там партизаны, и я их найду. Я там все тропочки знаю. Там мои родители, мой дом, моя школа…

Минуту все молчали и глядели на Зину — и оба майора, и незнакомая девушка. Потом один майор сказал другому:

— Запиши этих девчат в мой полк.

Так Зина Гензик и москвичка Нина Зорина, приехавшая в родной город из Свердловска в уральском эшелоне, были зачислены в 82-й зенитно-артиллерийский полк.

С Чернышевских казарм началась армейская служба уральских комсомолок. Теперь девчата-добровольцы знали, что́ им придется делать в священной войне, на которую поднялся весь советский народ.

Из Чернышевских казарм 250 уральских комсомолок были направлены в 20-й зенитно-пулеметный полк, которым командовал подполковник Борис Григорьевич Басин. Полк этот защищал западную, юго-западную и северо-западную окраины столицы.

Впоследствии, когда партия и правительство принимали дополнительные меры по усилению Московского фронта ПВО, 20-й зенитно-пулеметный полк был реорганизован во 2-ю зенитно-пулеметную дивизию, а его батальоны стали самостоятельными полками.

9-й ротой этого полка командовал старший лейтенант Б. Б. Айрапетян. Пожалуй, не было в Москве ни одной зенитно-пулеметной роты, в которой служило бы столько уральских комсомолок, сколько в этой. Большая часть женского состава 9-й роты была с Урала.

В 9-ю роту попала и тагильская комсомолка Нина Климова, оператор Высокогорского механического завода.

— Привезли нас из казарм на Ленинские горы, — вспоминает Нина Анатольевна, — в пулеметный расчет. На горах — лес. За рекой дымит лесопильный заводик. Вдали — Москва. В ясную погоду хорошо ее видно.

Пулеметчиками до нас были мужчины. Они встретили нас усмешками. Думали, что оружием нам не овладеть. Однако за месяц мы научились управляться с пулеметами не хуже мужчин. И стреляли не менее метко. И не позже мужчин начинали огонь по сигналу тревоги.

Пулеметы у нас вначале были сдвоенные. Позже появились счетверенные. Очень тяжелые. Сейчас даже не верится, что я могла ворочать такой тяжелый пулемет. Видно, та комиссия в Чернышевских казармах все-таки ошиблась во мне.

В первую зиму у нас не было валенок. Стояли на посту в ботинках. Мерзли жутко. Ведь всю ночь у пулемета.

Тревоги тогда объявляли по телефону. В городе спокойно, москвичи спят, а мы у пулеметов, в полной боевой готовности.