Иштван Фекете - История одного дня. Повести и рассказы венгерских писателей

— Куда бежишь? — крикнул он Мишке.

— На улицу Вадорзо, — ответил Мишка.

— Мне останавливаться нельзя. Прыгай!

Мишка вскочил в повозку, а парень с русыми усами стал еще яростней размахивать кнутом. По стенке повозки что-то вдруг застучало. Было очень похоже на град.

— Ложись! на дно! — заорал парень.

Мишка бросился ничком на дно повозки и замер. Потом град пуль прекратился.

— Прыгай, малыш! — крикнул парень.

Они ехали уже по улице Вадорзо. Мишка спрыгнул, а повозка покатилась дальше.

Обо всем на свете позабудешь, когда четверо маленьких черных щенков, сбившись в кучу, барахтаются перед тобой на земле. То опрокинутся, то встанут на лапы, зальются лаем и опять копошатся тесной кучей; с застрявшими в шерсти увядшими листьями и влажными соломинками они кажутся еще милей и забавней.

Присев на корточки и позабыв обо всем на свете, Мишка возился с щенками. Автоматные очереди раздавались то ближе, то дальше, но звуки эти были настолько привычны, что Мишка на них не обращал внимания. Он даже не заметил, как Шани оставил его одного, и опомнился, когда вдруг с крыльца дома, стоявшего в глубине тенистого сада, до него донеслись обрывки спора.

— Сейчас же отошли его домой… Его мать могла бы быть поумнее… Ведь он здесь сядет у нас на шею.

— Ну как его отошлешь! Такого маленького, с круглой рожицей…

— Это не довод! Так недели могут пройти… А нам самим нечего есть. Скажи ему, чтоб немедленно убирался домой! — последние слова прозвучали уже истошным криком.

Мишка поднялся и стал смущенно снимать приставшие к бекешке травинки. От дома шел Шани. Он подбрасывал ногой камешек и старался не глядеть на Мишку.

— Отец… видишь, разбушевался…

Мишка двинулся через сад к выходу и вдруг совсем рядом услышал треск автоматов. Он вздрогнул.

— А щенка не возьмешь? — сказал ему вслед Шани, продолжая возиться с камешком.

Ну как же! Щенок! Раз уж он до него добрался, то, конечно, возьмет. Мишка вернулся назад и в нерешительности остановился.

— Любого? — спросил он Шани.

— Любого, — ответил Шани и улыбнулся. — Один черт.

Какого же?.. Вот этого с белой полоской, сбегающей по шее до грудки… Или широкопалого, совсем глупенького звереныша. А может, того, с затуманенными глазками, как будто он только что плакал… Все равно! Мишка схватил широкопалого и побежал.

— Привет, Кабок! — крикнул он, помахав на ходу рукой.

— Привет, Рац!

Щенок затих, и Мишка через бекешку почувствовал, как сильно колотится щенячье сердце.

Мишка бежал, держа щенка на руках, а зимние сумерки быстро сгущались. Вечер был мягкий, из садов доносился запах елей, и он напомнил Мишке о том, что сегодня рождественский вечер и что дома ждет его мама с маковым пирогом. Теперь он домчится в два счета. Заберется в любую машину, проедет, пока возможно, потом во вторую, в третью. Главное, действовать умно и ловко…

В конце улицы мелькали бегущие тени, слышались выстрелы, потом наступила тишина. Мишка прыгнул за дерево, щенок тихо, жалобно заскулил. Шум снова усилился, застучали тяжелые солдатские сапоги, и вечер стремительно опустился на землю.

Через некоторое время Мишка отважился выйти из-за укрытия и отправился дальше. Советских солдат он заметил тогда, когда оказался уже среди них, в конце улицы Вадорзо.

На какую-то долю секунды оглушенный, он не понял, кто это: венгры ли, немцы. Но немцы разговаривают иначе… И тут его сердце бешено заколотилось: да ведь это же русские, советские солдаты! Если бы мама знала, что он уже встретился с ними!

Удушливо пахло порохом, люди куда-то бежали, трещали моторы, раздавались крики, кто-то крепко схватил мальчика за плечо. Потом звук бегущих шагов отдалился, блеснул луч света и высветил чьи-то садовые ворота, а Мишка все стоял на месте, и плечо у него слегка онемело.

На мостовой оставалось лишь несколько человек. Когда Мишкины глаза привыкли к темноте, он различил фигуры сидящих на кромке тротуара людей, огонек сигареты, услыхал тихий смех. Солдат, сжимавший Мишкино плечо, — судя по голосу, молодой, — что-то крикнул, и у Мишки задрожали коленки. Тогда солдат наклонился к нему и сказал несколько коротких сердитых слов. Но тут он увидел щенка и тихо присвистнул. Потом кого-то позвал, к нему не спеша подошли еще двое, внимательно оглядели щенка и Мишку и о чем-то заговорили. Один из них, в кожаных огромных перчатках, погладил щенка по голове и произнес какое-то странное слово. Он повторил его дважды, трижды, щенок тявкнул и поудобней устроился на руках у Мишки.

Трое русских солдат одновременно обратились к Мишке, а он, переводя взгляд с одного на другого, качал головой и показывал в сторону Пешта.

— Пешт… Пешт… — умоляюще произнес он.

Солдат отпустил его и стал советоваться с товарищами. Тот, что гладил щенка, вдруг взял его из Мишкиных рук и поставил на землю. Сердце у Мишки екнуло. Прощай, щеночек! Конечно же, ты побежишь назад, к своим старым хозяевам. Но что это?.. Две широкопалые черные лапы сначала легли на Мишкины ботинки, потом заскребли быстро-быстро, а мохнатый хвостик с невообразимой быстротой заходил туда и сюда. Волна нежности залила Мишкино сердце, и счастливая улыбка осветила круглое мальчишечье лицо, когда блестящими глазенками смотрел он то на одного солдата, то на другого.

Поставив Мишку и щенка в середину, солдаты куда-то пошли. Они подводили Мишку к укрывшимся в садах домам, и он постепенно начал догадываться, чего от него хотят, и отрицательно качал головой.

— Пешт… Пешт! — повторял он, показывая туда, где река надвое рассекает город.

Солдаты пожимали плечами и говорили на непонятном, чужом языке, и снова Мишка каким-то образом понял: дорога закрыта и в Пешт пройти нельзя.

Было темно, повсюду мелькали тени военных, отовсюду неслась русская речь. Вот они прошли мимо дома Шани Кабока. Надо вернуться к Кабокам и у них подождать, пока можно будет пройти на улицу Надор, подумал Мишка, но тут же отогнал от себя эту мысль. «Его мать могла бы быть поумней», — вспомнилось ему с обидой. Бедная мама!

Тот солдат, что погладил щенка, пошарил в кармане толстой шинели и протянул Мишке целую горсть сигарет. Мишка втянул голову в плечи и засмеялся. Солдат тоже засмеялся и сунул сигареты назад в карман — очень странные сигареты, с длинными мундштуками.

— Василий, — сказал этот солдат, на вид ему было лет семнадцать. — Василий, — повторил он и ткнул себя пальцем в грудь.

— Мишка! — счастливым голосом закричал Мишка и тоже ткнул себя пальцем в грудь.

Солдаты засмеялись, закивали и повторили несколько раз:

— Мишка, Мишка…

Наконец они остановились у какой-то большой виллы.