Иштван Фекете - История одного дня. Повести и рассказы венгерских писателей

По счастью, Михая Телеки на этот раз не было за столом, и князь мог смело потягаться силами, как всякий, с простыми смертными, тем более что в библии и теологических науках он тоже не был слаб.

Однако куда проще остановить двух рассвирепевших быков, чем двух страстных спорщиков. У Апафи и голос к тому же был недостаточно сильным, а то, что он государь — на сей раз никем не принималось в расчет.

— Тише, господа! — крикнул князь и хлопнул ладонью по столу. — Сейчас мы решим вопрос, кто из вас двоих прав. Как раз сегодня приехал ко мне из Эперьеша посол Имре Тёкёли [26] Тёкёли Имре (1656–1705) — князь, правивший в турецкой части Трансильвании, предводитель венгерского национально-освободительного движения против Габсбургов. , один знаменитый ученый, зовут его Иштван Шмидт. Обучался он во многих иноземных университетах, с крупнейшими учеными мира состоит в переписке. Так что, если вы меня не пожелали выслушать, есть у нас другой способ решить, кто из вас более знающий теолог, ты, Боер, или ты, Апор. Пойди-ка, сынок, Пал Карниш, пригласи сюда к нам посла Имре Тёкёли.

Один из пажей, наполнявших кубки, шустрый, миловидный мальчик в синем доломане с серебряными застежками, помчался выполнять приказ. Немного погодя он вернулся и доложил:

— Господин Шмидт сейчас же явится к вашему высочеству.

— Ну вот, наконец-то мы узнаем, как обстоят дела на том свете. Только прежде подведем итог: что утверждает Апор и что — Боер? Тому, кто окажется прав, я подарю мою самую красивую саблю, украшенную опалами. Ну-ка выкладывайте вашу мудрость, господа.

В этот момент в залу вошел Иштван Шмидт, высокий длиннобородый мужчина благородной наружности. Одет он был в простое черное платье венгерского покроя. На его спокойном, слегка бледном лице можно было прочесть недоумение: почему князь вдруг позвал его к себе, после того как порядком подзанялся «текущими делами»? Лица всех присутствующих к этому времени заметно раскраснелись от выпитого, а глаза лихорадочно блестели.

— Мы пригласили вас, сударь, — начал князь, милостиво кивнув головой, — разрешить спор, возникший между двумя нашими подданными, господами Апором и Боером, о загробном мире. Премного наслышаны об учености вашей в светских и духовных науках, знаем и о ваших мудрых суждениях, в том числе и из письма братца нашего Имре, где мы могли прочесть много лестного о вашей милости.

— Рад быть полезен вашему высочеству, — с поклоном отвечал посол сепешского княжества.

— Вам предстоит решить, кто из них прав. Изложите, господа, ваши точки зрения. Только, — добавил Апафи, — не оба сразу, а по очереди!

Однако и это напоминание князя не помогло: оба спорщика, нетерпеливо перебивая друг друга и громко крича, стали излагать каждый свои взгляды. Была ли тому причиной сабля, украшенная опалами, или убежденность каждого в своей правоте, — решить трудно.

— Ну, что скажете, ваша милость? — спросил снова государь у Шмидта после того, как тот внимательно выслушал спорщиков. — На чьей стороне правда?

— Да, да! — дружно закричали остальные придворные. — Послушаем, каков же он — тот свет!

И только Дёрдь Бельди весело выкрикнул:

— И к чему нам это знать? Все равно мы никогда не умрем. Наливай, ребята, вина в бокалы!

— Чш-ш! Тише! Говорите, ваша милость. — Апафи сделал знак рукою. — А ты, паж, принеси из оружейной палаты награду — мою саблю с опаловыми камнями.

— Ваше высочество, — начал Шмидт, и в зале наступила глубокая тишина, — я внимательно выслушал мнение почтенных господ о загробном мире. Каждый из них по-своему, в соответствии со своей верой, описал нам его. На это я могу только сказать…

— Говорите! Слушаем! — послышалось со всех сторон.

— …могу сказать, что господь бог многое открыл человеку из тайн вселенной…

— Верно, верно!

— Прочие земные существа знают гораздо меньше нас, и, следовательно, мы должны радоваться этому. Однако, посвящая человека в тайны мироздания, бог открыл нам не все. Кое-что он оставил и для себя.

— К делу, господин ученый, к делу! — нетерпеливо перебил посла Банфи.

— Но я и говорю о деле, господа. Ибо то, о чем спорили двое почтенных диспутантов, как раз и относится к числу тайн, оставленных богом про себя. Dixi [27] Я сказал (лат.). .

Ответ господина Шмидта был мудрым, однако присутствовавшие, выслушав его, принялись недовольно ворчать; и только один голос из угла поддержал посла:

— Правильно!

Все возмущенно обернулись на голос и увидели, что он принадлежит придворному шуту.

А сам князь недовольным тоном, и так, чтобы все расслышали его слова, приказал пажам:

— Ну что ж! Коли ученый не смог разрешить спора, идите на улицу и приведите ко мне первого встречного. Раз вопрос не под силу ученому, пусть на него даст ответ первый попавшийся неуч.

И пажи послушно побежали на улицу ловить «первого попавшегося неуча». Дело это, разумеется, нетрудное. Неучей можно было бы найти сколько угодно не только на улицах Дюлафехервара, но и среди советников князя.

Немного погодя в вестибюле дворца послышался сильный шум, будто там завязалась драка.

— Пойди-ка, Михай Бало, посмотри, что там происходит.

Адъютант вышел за дверь и вскоре возвратился с докладом.

— Пажи пытаются затащить сюда какого-то молодого бродягу, ваша светлость, а он наотрез отказывается войти один, без своей собаки. Лягается, дерется, вырывается.

— Так пусть войдет с собакой!

И гофмейстер Михай Бало вновь вышел, чтобы утихомирить расшумевшегося скандалиста. Вскоре Пажи втащили в залу молодого паренька в истрепанной одежде: он был в разорванном студенческом плаще и запыленных башмаках, из которых наружу выглядывали пальцы, хотя одна подметка была крепко-накрепко прикручена шнурком. Что ж поделаешь, и сапожники не шьют вечных башмаков!

— Где вы подцепили этого малого? — спросил красный как рак Габор Лазар, самый пьяный из всех присутствовавших.

— У ворот встретили. Он как раз проходил мимо, когда мы выбежали на улицу. А ведь приказано было: «первого встречного».

Апафи одобрительно кивнул тяжелеющей головой. Глаза его глядели уже сонно, устало.

— Как звать? — спросил он, тяжело отдуваясь.

— Ласло Вереш.

— Кто таков?

— Странник.

— Тощее ремесло! — заметил Бельди.

— Господа, что вам угодно от меня? Я ни в чем не провинился. Я буду жаловаться. Отпустите меня. — И юноша поднял сжатые в кулаки руки, окидывая гневным взором трех княжеских пажей, насильно затащивших его во дворец.

— Несчастный, — шепнул ему один из них, маленький Пал Корниш. — Да знаешь ли ты, перед кем стоишь?

— Ну и что? Да по мне, будь он хоть сам Понтий Пилат.

— Если бы так! Но ведь это — его высочество Михай Апафи, сам великий князь Трансильвании!