Иштван Фекете - История одного дня. Повести и рассказы венгерских писателей

Лаци принялся ласково трепать и гладить собаку, а та смотрела на него таким умным и печальным взором, словно жалела.

— Держи его, держи! — закричал вдруг кто-то на тихой до этого улице. Послышался топот бегущих, приближающихся сюда людей.

Сердце Лаци испуганно забилось. Он вскочил и, подумав, что это за ним погоня, помчался что есть духу по направлению к городу.

Однако вскоре его остановил сильнейший из человеческих инстинктов — голод. На одной из улиц, где ветерок донес до него запах жаркого, Лаци остановился. Он очутился неподалеку от какой-то корчмы, через открытые двери которой на улицу струились соблазнительные запахи кухни.

Даже не отдышавшись, Лаци бросился прямиком в корчму. В страхе он не заметил, что шум погони на улице уже давно сменился веселым смехом. Это были всего лишь забавлявшиеся озорники — княжеские пажи, у которых и в мыслях не было кого бы то ни было преследовать.

Корчма прозывалась «Золотым медведем». Предки нынешних корчмарей питали симпатию к животным хищным и свои заведения нарекали чаще всего их именами. Со временем, однако, кабатчики становились смирнее, и их «Медведи» и «Тигры» постепенно превратились в «Волков» и даже «Быков», а ныне с них вполне достаточно «Грифа» или «Орла» (хотя, собственно говоря, орел наш — тоже птица хищная).

Появление Лаци в «Золотом медведе», ворвавшегося туда так, будто за ним кто гнался, вызвало всеобщее удивление. Посетители — несколько дворян, сидевших за одним из столиков и весело болтавших, — прервали свою беседу, а хозяин, Гергей Надь, поспешно напялил на голову барашковую папаху, а это означало у него, что он намерен постоять за себя.

— Ну, в чем дело? — сердито спросил трактирщик.

— Поесть хочу, — все еще тяжело дыша, ответствовал Ласло.

— А я думал, что вы, сударь, на стенку прыгнуть собираетесь. А кроме того, добрые люди обыкновенно, входя в чужой дом, шапку снимают.

Тут один из гостей, занятых игрой, равнодушным голосом заметил, обращаясь к пришельцу:

— У вас, сударь, карман прорвался. Какие-то безделушки все время на пол сыплются.

Нагнувшись, Лаци к своему ужасу увидел, что несколько смарагдов и бриллиантов выпали из кармана и рассыпались на полу.

Видно, во время бега карман его ментика не выдержал тяжелой поклажи и прорвался. Впрочем, Лаци не растерялся и без колебания собрал упавшие на пол драгоценности, тем более что никто из присутствовавших и не обращал на него больше никакого внимания, в том числе и хозяин трактира, которому Ласло пришлось четыре раза повторить свой вопрос: не найдется ли чего поесть?

— Ешьте то, что с собой принесли, — лениво ответил наконец Гергей Надь.

— Если бы я принес что-нибудь с собой, я не стал бы просить у вас.

— А я не могу вам дать ничего.

— Так ведь я заплачу!

И Лаци, вытащив из кармана один золотой, подбросил его на ладони. Но хозяин только зарычал сердито:

— Зря вы хвастаетесь этим рыжим жеребеночком. Сегодня и сам сатана не получит у меня никакой пищи. Нынче мы стряпали только для господ охотников из того, что они сами сумели подстрелить. А между прочим, кто вы такой, приятель?

— Ласло Вереш Фаради, дворянин.

— Ага! — воскликнул Гергей. — Так это вы и есть тот самый счастливчик, который нынче утром с легкой руки князя прыгнул из дряни прямо в дворяне? Ну, как я вижу, его величество и золотишком вас оделить не забыл. Конечно, на это у него есть золото. А коли кончится, возьмет у народа! — добавил он с горечью.

Разумеется, и господа охотники слышали о происшедшем во дворце: любая сплетня спора на ногу, и уж тем более — придворная! В один миг повскакали они все из-за стола и стали наперебой пожимать руку новичку.

— Отчего же ты, приятель, не сказал нам, что и ты — нам сродни? А то, что твоя собачья [30] Дворянские грамоты писались в старину на пергаменте из собачьей кожи. кожа еще чернилами пахнет, — не беда!

— И вином, — заметил другой охотник.

— Зато ты — родоначальник своего грядущего рода, а мы всего лишь чьи-то потомки! Словом, коли угодно, садись к нашему столу, дружище, выпей да закуси с нами.

И охотники усадили Ласло на почетное место за столом и наперебой, как весьма почетного гостя, принялись угощать его всевозможными кушаньями и винами.

— Мое имя — Фаркаш Налаци, — представился один из охотников, чернявый, с закрученными усами. — Вот он — Иштван Веер, рядом с ним Габор Петки и Миклош Ковашоци. Теперь ты знаешь всех нас. Ребята мы все веселые. Были вот на охоте, да все трофеи и отдали хозяину, чтобы он их нам сварил-зажарил. Словом, закуска у нас дармовая. Что же до выпивки, то за нее обыкновенно платит тот из нас, у кого окажется при себе меньше всего денег. Надеюсь, ты не станешь возражать против наших правил?

Лаци улыбнулся и кивнул в знак согласия.

— Нахал, — потихоньку заметил Петки, обращаясь к Ковашоци. — Иначе он не согласился бы на такие условия.

— Погоди, вот я устрою ему испытание, — ответил тот.

Пока Лаци с волчьим аппетитом ел и пил, его друзья по застолью продолжали прерванный разговор, который состоял в основном из охотничьих историй и всяких других несусветных небылиц. Счастье барона Мюнхгаузена, что он к тому времени еще не родился, иначе бы ему ни за что не выдержать состязания с нашими знакомцами. С Иштваном Веером, например, однажды вот что приключилось: ему прямо на дуло ружья сел огромный рассвирепевший орел. Пришлось охотнику прежде стряхнуть орла с ружейного ствола, чтобы затем без помехи застрелить. Еще более удивительное приключение выпало на долю Миклоша Ковашоци. Как-то раз на охоте выбегает на него заяц. Миклош прицелился, а косой, вместо того чтобы наутек пуститься, встал на задние лапы, выпрямился да как погрозит левой передней! Бедняга Ковашоци так перепугался, что даже ружье из рук выронил.

Услышав эту историю, Лаци рассмеялся.

— Это что еще за усмешки? — свирепо рявкнул Ковашоци и так запустил глиняным кувшином о стену, что от кувшина только черепки во все стороны полетели. — Требую сатисфакции!

Собутыльники повскакали с мест, принялись успокаивать скандалиста:

— Ну что ты? Покраснел как рак, надулся! Тебя же никто и не оскорбил!

— Как же никто? Разве я не вижу по лицу и по глазам господина Вереша, что он не верит моему рассказу о зайце? А тот, кто мне не верит, изволь померяться со мной на шпагах.

— Вы меня имеете в виду? — пролепетал удивленный Лаци.

— Да, именно тебя, — подтвердил Налаци. — Теперь ты должен под честное слово дворянина заявить: веришь ты истории Ковашоци с зайцем или нет?

Лаци понял, что его новые приятели попросту дурачатся и хотят разыграть его, и отвечал уклончиво:

— Если вы все верите, отчего же и мне не верить?