Иштван Фекете - История одного дня. Повести и рассказы венгерских писателей

— Вы где работаете? — спросила Элфи.

— В библиотеке.

— В библиотеке? — переспросила Элфи, словно удивившись, тогда как хотела этим выразить лишь свое восхищение.

Значит, она образованная. Да это и видно. Как красиво говорит! Одевается изящно: носит цветные мягкие шерстяные кофточки, шарф и перчатки. Наверное, и спортом занимается — на ней лыжные брюки и ботинки.

— Мне хотелось стать учительницей, — продолжала девушка, не дожидаясь нового вопроса. Ведь пора уже было и поближе познакомиться, иначе не найдешь и темы для разговора. А им ждать еще два с половиной часа. — Получила назначение в провинцию, в деревню, и не прижилась там, не могла привыкнуть.

— К деревне не так-то просто привыкнуть, — согласно кивнула Элфи, будто она невесть какой знаток в подобном деле.

— Может, не так уж и сложно, — поправила девушка, — только мне не повезло. Я оказалась плохой учительницей, дети меня не слушали. Вот и провалилась в первый же год.

Элфи изумилась. У нее даже сон пропал. Ей никогда и во сне не привиделось бы, что в школе могут проваливаться не только ученики, но и учителя.

— Кроме того, — продолжала девушка, — плохо было то, что мы жили порознь с мамой: я — в деревне, она — в Будапеште, а кроме меня, у нее никого нет — она вдова… Впрочем, нам надо познакомиться: меня зовут Хеди. Хедвиг Пал.

Элфи знала, что теперь и ей следует представиться, так полагается. Но только никак не могла сообразить, каким именем назваться. Элфи — это несолидно, ведь она знакомится не с ровней, а со взрослой девушкой, уже учительницей. Назвать себя Эльвирой тоже не хотела. Поэтому отрекомендовалась так:

— Я парикмахер. — И добавила правды ради: — Пока еще ученица.

Но и в таком ответе содержалась доля лжи: ведь она уже с сентября не ходит в парикмахерскую. Но с этим еще можно примириться: нельзя же вот так сразу, одним махом, рассказать все до точности. И, совсем смутившись, проговорила:

— Может, зайдете когда-нибудь к нам в салон? Приходите, уложу вам волосы. Но только в мою смену!

Хеди улыбнулась:

— Но ведь вы уезжаете за границу.

Элфи нахмурилась. Зачем напоминает об этом Хеди? Разве она сама не намеревалась бежать?

— У меня дядя в Бельгии, — словно угадав ее мысли, продолжала Хеди, — родной брат отца. Он писал, чтобы я приехала. Мама посоветовала принять его приглашение. У дяди собственный завод.

— А ваша мама? — спросила Элфи. — Почему она не поехала?

— Оттого что она стара и больна, — ответила Хеди. — Ей уже все равно. Моя мать учительница, — добавила она. — Преподает тридцать пять лет. Дети любят ее и уважают.

Элфи молча слушала и в душе удивлялась. Как необычайно то, что говорит Хеди! Что же получается, бегут лишь те, кого не слушают дети? Странным образом слова Хеди напомнили ей об Арпаде. А ведь Арпад никогда не говорил того, что сказала сейчас эта учительница, и все-таки у Элфи было такое ощущение, что он утверждал то же самое. И вот для того чтобы скорее проходило время, Элфи тоже принялась рассказывать:

— Есть у меня знакомый. Кондитер. Он давно хотел за границу поехать. А сейчас ни за что не поедет. Как вам это нравится?

— Он прав, — разглаживая на столе скатерть, задумчиво проговорила Хеди. — Я всегда завидовала людям, которые знают, чего хотят. И добиваются цели.

Элфи пошевелилась, посмотрела на Дунди. Та спокойно спит, разрумянившись от тепла. Когда-нибудь Элфи обо всем расскажет бабушке… О том, как однажды они день и вечер провели на Дьерском вокзале… И Дунди не плакала. Напротив! А ведь она, без сомнения, знала, она тоже понимала положение, в котором они очутились! О, Элфи отдает себе полный отчет во всем, что случилось, она очень хорошо знает — и все-таки… все-таки не огорчается. Нет, она не огорчается. Она сидит в вокзальном ресторане вместе со своей новой знакомой. Только что она узнала, что Хеди — учительница, а вот, несмотря ни на что, они беседуют с нею по-дружески. Безусловно, если бы не это необычайное происшествие… Если б она не застряла в поезде, ей никогда не довелось бы узнать, что эту девушку зовут Хеди, никогда бы не было этого разговора, который они вели, как два взрослых человека. Что говорить, нет худа без добра. В конце концов всякая неудача может обернуться удачей. До отправления поезда оставалось еще добрых два часа, а за это время можно наговориться вволю — им ведь ничего другого не оставалось. Если б дядя Шандор не снял с поезда семью, если бы не случилось того, что в конце концов случилось, они, быть может, сегодня вечером были бы уже в Вене. Но там, без сомнения, не оказалось бы столько необычного и интересного, как сейчас в Дьере.

— Видите ли, — начала Элфи, собравшись с духом, — муж моей мамы запретил мне ходить в салон. По его мнению, профессия парикмахера девушке не подходит.

Хеди посмотрела на нее. Теперь настала ее очередь удивляться. Не поняв толком, что хотела сказать Элфи, она тем не менее не перебила, не прервала ее.

— А по-моему, вполне подходящая, — продолжала Элфи. — Я сделала большую глупость, послушавшись его. Очень большую.

Она еще о многом хотела бы сказать, но у нее вдруг вылетели из головы все слова. Да тут и удивляться нечему, ведь без привычки не так-то легко выразить словами внезапно нахлынувшие чувства. Кажется, легче поймать голыми руками птицу на лету, чем найти нужное слово, точно выражающее мысль. Она еще хотела объяснить, как попала сюда. Ведь Хеди все рассказала! Если Хеди, будучи учительницей, так доверилась ей и открыла свое сердце, то она тоже хочет открыть свое. Пусть Хеди узнает о ней решительно все. О ней могут наговорить всякой ерунды; что она бездельница, глупышка, стиляга. Пусть все правда, но зато она знает, какая у нее цель. Очень хорошо знает! Получить специальность, работать, а в воскресенье танцевать. Если бы у нее спросили, она нашла бы нужные слова, чтобы ответить: «Я хочу жить здесь, в Венгрии, в Будапеште, в Седьмом районе, и каждое утро ходить на работу по узеньким и коротким улицам, знакомым с самого детства…» Но каким ветром занесло ее сюда? Почему же все-таки она очутилась здесь, витая между небом и землей? Правда, она никогда не имела дома, который был бы для нее по-настоящему родным. Как-то порхала всегда с места на место: то к бабушке, то снова на улицу Мурани. А если уж очень туго приходилось и над ней особенно сгущались тучи, ходила к отцу, в Пашарет. Она всегда была бездомной, но так остро, как сейчас, еще никогда не ощущала этого. Где найти слова, чтобы объяснить, кто в ней и в ком сама она особенно нуждается? Потому-то она так внезапно и умолкла.

— Выпьем по чашке черного кофе, — предложила Хеди и тут же попросила длинноносого официанта принести две чашки. Затем снова повернулась к Элфи: — Не печальтесь, милая, все будет очень хорошо. Вот увидите! Мы снова будем дома. Правда?