Николай Стариков - Офицер особого назначения

Автоматная очередь по патрулям на рынке унесла жизнь одного солдата и двух женщин из толпы. Один патрульный и еще две женщины получили ранения.

Руки задержанных Вихров связал одной веревкой и под конвоем автоматчиков доставил в местное отделение милиции. Второй носильщик чемоданов с сапогами успел скрыться в толпе. Поиски результатов не дали. Не удалось задержать женщин-попрошаек, находившихся на постах в других точках рынка. Едва послышалась стрельба, они скрылись в толпе. Светловолосая в последующих разбирательствах происшествия на рынке проходила в качестве свидетеля.

Условный сигнал вновь вызывал Сергея к Кирпичу. На этот раз ошеломил новостью Иван. Лизке вздумалось пригласить его и Женю сегодня вечером в гости. Приедет ее старшина, возможно, придет еще кто-то. Идти туда Жене, по словам Ивана, совершенно не хотелось, но не пойти — значит рассориться с Елизаветой. Потом от нее ни папирос, ни чего другого не получишь.

— Ей хотелось провести вечер со мной, — рассказывал Иван.

— Это ты уже сам придумал, — съязвил Роман.

— Что значит «прибудет еще кто-то»? — спросил Сергей.

— Женя не знает.

— Что ж, придется нам сегодняшнюю ночку пободрствовать!

Перед выходом на задание Роман брюзжал:

— Иван с Женей в тепле, в гостях за столом, возможно, и вино там. Виктору с Марией тоже будет хорошо. Только я один, как неприкаянный. Кстати, сколько лет этой «тете Маше»? — хихикнул он. — Как ты с нею будешь прогуливаться? В обнимку?

— Двадцать три годика Маше. Обниматься я умею.

— Надо мне такую «тетю» заиметь тоже. Витя, — обратился Роман к Виктору, — Иван не желает уступить мне Женю. Поменяй ты Машу на Тимофея. Семечки у него отменные. Тоже нет желания? А зря. Придет время, сами станете просить об этом, да будет поздно.

— Знакомство с женщиной — дело деликатное. Не каждому это дается просто, способность требуется. Особенно если девушка молодая да еще симпатичная. Так что, друг Роман, если судьба свела тебя с Тимофеем, будь с ним.

— Посмотрим, посмотрим. Еще завидовать будете! Отыщу себе такую, ахнете от зависти.

— Начало смеркаться, когда Иван с Женей встретились в условленном месте. Они шли не спеша по длинной улице вдоль палисадников с распускающейся сиренью, мимо окон, закрытых наглухо ставнями, рассматривая уцелевшие и покалеченные войной подворья. Оба в этой части Белых Журавлей не бывали. Поодаль в том же направлении следовала влюбленная парочка. Молодые люди часто останавливались, обнимались, целовались. Впереди маячила одинокая фигура высокого мужчины, которому, судя по его виду, спешить в этот тихий весенний вечер совершенно не хотелось. Навстречу прошла патрульная группа во главе с лейтенантом, но она тут же свернула в переулок и вышла на параллельную улицу.

К дому Елизаветы подошли, когда уже стемнело. Ни единого огонька не вырывалось из-за плотно прикрытых ставней на окнах. Значительных размеров пятистенок под железной крышей располагался в глубине небольшого сада. От металлической калитки к высокому крыльцу вела узкая дорожка, посыпанная битым кирпичом. Дощатый забор — выше человеческого роста. С улицы двор не просматривается. Шевельнулась мысль: «Застенок».

На стук щеколды на крыльце появилась хозяйка.

— Открыто! Заходите! — крикнула она, чеканя отрывисто каждое слово.

Не ожидая, когда подойдут гости, Елизавета молча повернулась и ушла в глубь коридора, оставив входную дверь открытой.

— Тебе не хочется вернуться на улицу? Уйти отсюда? — спросил Иван.

— Даже очень! Но нельзя. Одна я боюсь заходить в этот дом, — полушепотом ответила Женя.

Дверь в комнату находилась в конце длинного коридора. Каждый шаг отзывался скрипом половиц, громко звучащим в замкнутом пространстве дощатого тоннеля.

— Можно? — робко постучала Женя во входную дверь.

— Можно, можно, — раздался из глубины комнаты грубый мужской голос.

Женя с Иваном переглянулись — старшина должен приехать позже.

Вошли. Посреди комнаты, освещенной десятилинейной висячей керосиновой лампой, напротив двери стоял мужчина крепкого телосложения. Руки в карманах. Раскачиваясь из стороны в сторону, он внимательно рассматривал вошедших. После длительной паузы, во время которой Иван успел заметить рядом с хозяйкой еще одну женщину, мужчина резко высвободил правую руку и протянул ее Ивану, улыбнулся редкими желтыми зубами.

Подумалось: «Вот уж кого не предполагал встретить».

— Жорж, — представился мужчина. — Так меня называет Катерина, — кивком головы указал он на женщину, сидевшую рядом с Елизаветой, — а на самом деле Егор.

— Иван, — отозвался Блошкин-Иванов, пожимая вялую толстую ладонь нового знакомого.

— Русский Иван, — как-то не по-русски прокомментировал услышанное имя Жорж-Егор.

— А вы, оказывается, немец? Они обычно так говорят, — не сдержался гость, внимательно поглядев тому в глаза.

— Какой там немец! Я ихний собачий язык терпеть не могу. Ни единого слова не выучил, — мягким извиняющимся голосом ответил Егор.

Чувствовалось, что в сложившейся ситуации Жорж занимал лидирующее положение. Екатерина и словоохотливая Лизка смирно во все глаза глядели на Егора. Стоило хозяйке попытаться вставить в мужской разговор хотя бы слово, он недовольным движением бровей останавливал ее намерения.

Разговор не клеился. Иван не делал попыток развеселить общество. Многое вертелось на языке в адрес самозваного хозяина, но всякий раз он успевал сдержать себя. Елизавета с Катериной о чем-то шептались, Женя сидела рядом на табуретке, глядя в пол. Возникшая неловкость явно затягивалась. В это время в напряженной тишине послышалось тарахтение приближающейся автомашины. Против дома она остановилась, заглох двигатель, тут же послышался стук щеколды. Лизка бросилась из комнаты, шумно пробежала по коридору, посыпанной кирпичом дорожке, настежь распахнула калитку. Вскоре улыбающаяся, с блестящими радостными глазами, она представляла вошедшего с нею мужчину.

— Вася! — бархатным голосом голубки, наконец-то дождавшейся самца, проворковала Елизавета.

— Василий, — представился он, подходя к каждому и протягивая руку для знакомства. Хозяйку он чмокнул в щеку.

— Среднего роста, упитанный, подвижный, с розовыми, как у младенца, щеками и лоснящейся широкой лысиной на круглой голове, в форменной одежде старшины интендантской службы, Василий являлся олицетворением преуспевающего приспособленца, которому война — не война. Его оптимизм буквально завораживал. Вскоре столбик уровня настроения собравшихся быстро пополз вверх. Скованность как рукой сняло.

Женщины забегали, засуетились, на плите зашкворчало, забулькало. Вскоре стол, покрытый белой скатертью с длинными золотистого цвета кистями на концах, был заставлен аппетитной снедью. Здесь красовались жаренный на настоящем масле картофель, яичница, соленые огурцы и помидоры, колбаса, нарезанная аккуратными тоненькими кружочками, добротный солдатский хлеб. Над всеми этими деликатесами гордо возвышались две бутылки водки с пробками, залитыми сургучом, пара бутылок вина с броскими зелеными этикетками — редкое явление в военное время для простецкого стола.