Николай Стариков - Офицер особого назначения

Едва Сергей появился следующим утром на рынке, к нему тут же подошел Визглявый. Не здороваясь, будто не расставались после «диверсионной» ночи, он торопливо выпалил, не глядя в глаза:

— Идем бистро, тебя ждут.

— Ты чем-то расстроен? К чему такая спешка? — попытался Сергей смягчить натянутость в отношениях с Визглявым.

— Идем, идем!

Венгр даже попытался взять Ланцова за руку, но тут же резко отдернул свою, будто схватился за раскаленное железо. Он хмуро поднял глаза на Сергея, хотел что-то сказать, но вместо этого отмахнулся и пошел по направлению продуктовых рядов.

Притаптывая загустевшую грязь, невдалеке от Лизкино-го прилавка стоял Желтозубый в окружении гундосного Зитцера, Скрипучего и нескольких незнакомых с холодными недобрыми лицами мужиков в добротной полувоенной одежде.

«Суд или смотрины?» — пришла настороженная мысль.

Егор — сама любезность! Заулыбался, пожал руку, чего раньше не бывало, похлопал по плечу, заглянул в глаза. Остальные внимательно и молча взирали на долгожданную встречу. Желтозубый (надо же!) справился о здоровье, поинтересовался жизнью смелой и бесстрашной девушки. Потом неожиданно, как было уже не раз, нахмурился, опустив вниз уголки губ, дернул подбородком в сторону Сергея:

— Давай письмо.

Ланцов не спеша расстегнул пиджак, потом гимнастерку, проследил за напряженными взглядами собравшихся вокруг людей, извлек нагретый телом конверт. Егор долго смотрел на сургучную печать, попробовал крепость приклеенного оттиска и быстро сунул послание старшины в карман своей куртки.

— Что можешь сказать о втором письме?

Ланцов покосился на собравшихся, посмотрел на Желтозубого, как бы вопрошая, можно ли говорить открыто.

— При них можно, — мотнул Егор головой в сторону стоявших в полном молчании подельников.

— Усатый велел передать, чтобы в скором времени ожидали посылку.

Сергей тут же отметил, как оживились неприветливые лица друзей Желтозубого. Его физиономия тоже подобрела. Но спросил, внимательно вглядываясь в лицо:

— Откуда знаешь, что у того человека кличка Усатый?

— О его кличке слышу впервые. А назвал так потому, что он мне не представился и усы большие.

— Промашка вышла, но рано или поздно всё равно узнал бы. А теперь расскажи честному народу поподробнее, — сменив дружеский тон на неприветливый, продолжил Егор, — как доехал, где жил, с кем виделся, кто помогал, а кто мешал выполнять задачу, как добирался обратно.

Ланцов подробно доложил о результатах «командировки» в Чижи, но воздержался от комментариев произошедших событий. Однако Желтозубый напомнил об этом:

— Свое мнение имеешь?

— Мне такого поручения не давалось. К тому же умеющих думать подчиненных начальники не жалуют.

— Ну-ну! Не прикидывайся простачком, тебе это не к лицу. Отнесись посерьезнее к вопросам. Их могут задавать все остальные присутствующие граждане.

— В следующий раз для наблюдения за моими действиями в командировке или здесь подбирайте людей поумнее и понаходчивее.

— Ха! — осклабился Желтозубый. — Это в твой адрес, Зитцер. Разберись с неумехой. Отдай его Свирепому.

— Понял, — прогундосил тот.

— Ты и тут замечаешь слежку? — вновь обратился Егор к Ланцову.

— Безусловно.

— Ладно, учтем. Всё ли выложил? — вновь посуровел Желтозубый, с пристальным вниманием вглядываясь в лицо Сергея.

— Нет, не всё. Когда собирался отчалить обратно в Белые Журавли, подвергся внезапной проверке документов патрульной группой. Но обошлось, как видите.

— О чем вы говорили наедине со старшим лейтенантом? — с фальшивой любезностью спросил Егор.

— Впредь, когда прибываешь в командировку или в гости на срок более суток, необходимо делать отметку в военной комендатуре. Ты меня о таких новшествах не предупредил. Пришлось откупаться сотней, иначе не знаю, когда вернулся бы в ваши объятия.

— А почему патруль пришел проверять именно тебя?

— Проверили документы у хозяйки тоже. Военные наверняка наблюдать умеют. Им ничего не стоило заметить меня. Я ведь не скрывался. Появлялся возле управления армейской базы снабжения, не таясь уходил оттуда. Не прятался возле мастерской по ремонту обуви. Возможно, соседи сообщили. Мне было не до выяснения причин заинтересованности моей персоной. Отделался, ну и слава богу.

— Что, по-твоему, представляет собою Евдокия Филимоновна, можно ли идти с нею на контакты?

— Любит деньги, при первой же возможности способна обмануть. Мне кажется, за хорошую оплату может выполнить любое поручение.

От «честного народа» вопросов не последовало. Судя по выражению глаз, поведению Желтозубого и его окружения, Ланцов пришел к выводу: его ответы и результаты поездки в Чижи восприняты положительно, а сам Зверь им понравился.

«Опять всплыл Свирепый, — рассуждал Сергей, — к нему теперь уже Егор адресует провинившегося подельника Зитцера. По логике вещей, Желтозубый должен быть Свирепым, выходит, не он. Но кто же тогда?» — глядел Ланцов вслед расходящимся подельникам Егора.

Сергей тоже вознамерился идти к своим товарищам, которых заметил в толчее среди граждан. Возможно, накопилась нужная информация, а он торчит здесь. Однако Егор не отпустил Ланцова.

— Отойдем в сторонку, прочитаем письмо.

— Мне-то зачем знать, что в нем написано?

— Авось и для тебя там найдется хорошее слово.

Из конверта Егор извлек несколько желтоватых листков небольшого формата. Не разглядывая, он положил их в боковой карман куртки, оставил один, вырванный из ученической тетради. Написанное карандашом послание Желтозубый читал долго, отрывал глаза от текста, смотрел то на Ланцова, то на Лизку, стоявшую в напряженном ожидании. Она искренне верила, что тушенку и сахар в ее распоряжение присылает бывший возлюбленный. Наконец Егор поднял глаза, сказал Сергею:

— К Василию тебе ездить уже нельзя. Пишет, будто за ним установлено наблюдение. Боится. Будем поддерживать связь с ним через Евдокию Филимоновну. На следующей неделе надо съездить к ней в гости. Усатый гоже будет с нами на связи, одним словом, поездить в Чижи придется.

Он долго смотрел на низкие кучевые облака, которые как стадо овец в клубах пыли, медленно шли мимо.

— Вот жизнь! — кивнул Егор головой вверх, — плыви себе не спеша, куда ветром понесет. Сейчас здесь, а к вечеру будут у немцев. А тут… — он удрученно махнул рукой.

— А что не нравится тут?

— Нет простора мыслям, воздуха не хватает. Ты это понять и оценить сможешь?

— Да куда нам такие тонкости, чего-нибудь попроще, тогда еще смогём.

— Всё прибедняешься! Ты-то как раз и понял, о чем я говорю, а переспрашиваешь. Не делай этого больше. Мне хочется, чтобы рядом был человек соображающий. Дураков на свете во сто крат больше.