Николай Стариков - Офицер особого назначения

— От этого Митрофана тоже шло тепло? — неожиданно спросила мать.

— Да! — не поняла Зина каверзности вопроса.

— Пригрела дурака!

— Мама!

— Можешь больше не рассказывать, слушать противно.

— Ну уж нет, — в тон матери ответила Зина. — Слушай до конца.

Она зло взглянула на Клавдию Сергеевну, поправила на лбу прядь волос, сняла руки с колен, оперлась локтями о стол.

…Внезапно Митрофан повернулся к ней всем телом, навалился, дохнул в лицо никотином, стал обещать, что повезет до самой Михайловки, начал целовать. Все произошло так неожиданно, что Зина даже растерялась, к тому же руки ее оказались прижатыми к груди. Она стала говорить ему о своем положении, пыталась оттолкнуть нахала. Но сил не хватало высвободиться. А он переместил свои руки вниз. Это позволило ей сунуть свою ладонь за пазуху. Не вынимая револьвера, Зина отвела ствол в сторону и нажала на спусковой крючок…

— О господи! Ты же могла выстрелить в себя! — испуганно воскликнула мать.

— Конечно, могла бы! Но получилось для меня удачно. Револьверчик маленький, но в тишине грохнуло так, что кони с испугу понесли. Митрофана выстрелом отбросило к передку подводы. Он упал навзничь и не шевелился. Я схватила свой вещевой мешок, сапоги и выпрыгнула из телеги…

Перекувыркнувшись пару раз, она оказалась на свободе. Лошади умчались в ночь, а Зина осталась посреди дороги. Неподалеку светились огоньки. Сначала подумала, волки. Приготовила оружие. Но огоньки не двигались, послышался отдаленный собачий лай.

Шла она к огонькам долго, но они не приближались, а уходили куда-то в сторону. Стала уставать. Было холодно, но Зина боялась останавливаться, чтобы не замерзнуть. Подмораживало довольно ощутимо.

Вскоре уже и огней не стало видно, и собак не слышно. Револьвер вновь спрятала на прежнее место, за пазуху, чтобы он не застыл на холоде. Ей постоянно мерещились волки. Вдруг Зину осветили фары автомобиля. Военный ЗИС-5 с металлическими бочками в кузове остановился рядом. Вот тут-то ее словно жаром охватило. Вспомнила, что у нее нет документов. К тому же револьвер за пазухой. Настоящая шпионка, только что ранившая или убившая человека! Но в валенках и фуфайке она, видимо, смахивала на пожилую женщину из местных жителей. Документов у нее не спросили.

— Куда путь держим, бабуля? — крикнул шофер из кабины, не опуская стекла.

— В Котово.

— Так Котово позади осталось, — уже настороженно откликнулся тот же голос.

— Из Котово, из Котово, — поправилась она с усмешкой, стараясь с шуткой выйти из затруднительного положения, недоумевая при этом, как это она сумела проскочить Котово, дорога-то идет через поселок.

— Куда теперь?

— В Даниловку, — вспомнила Зина название станицы.

— Чего же так поздно? — сочувственно спросил шофер.

— Мать прихворнула. Нади идти, а попутного транспорта никакого, вот и бреду. К утру дойду, — ответила она, стараясь придать голосу печальную нотку.

— Полезай в кузов. В кабине нет места, а ты в валенках, да еще телогрейка поверх пальто. Не замерзнешь.

Шинель Зины в потемках была принята за пальто. Приглашать еще раз ее не пришлось, и она буквально взлетела в кузов вместе с вещевым мешком. Место возле кабины — ящик из-под снарядов — нащупала в темноте, когда ЗИС-5 резво катил по грейдеру. Тяжелые бочки рядом непрерывно дергались. Катались по сухому дну кузова, от них несло бензином. Спокойно сидеть не пришлось ни секунды: того и глади задавят. Но потом дорога пошла ровнее, Зина задумалась и не слышала, как автомашина миновала мост через Медведицу. Очнулась от того, что потянуло дымком кизяков из труб домов, стоявших вдоль дороги. Постучала ладонью по крыше кабины и спрыгнула, едва машина остановилась. Одернула задравшиеся юбку и шинель, сказала неведомо кому «спасибо» и сразу свернула в боковую улочку, не имея представления, куда идти. ЗИС-5 обиженно фыркнул и скрылся за поворотом. Зина облегченно вздохнула, стараясь не расплакаться. В военкомат идти нельзя, в милицию тоже, оставаться на одном месте бессмысленно да и опасно, сразу вызовешь подозрение. А тут еще собаки. Сначала одна, потом другая, и вот уже стая. Явной агрессивности не проявляют, а сидят поодаль и выжидают, авось чем-либо поделится. Извлекла она на всякий случай револьвер, откинула спусковую скобу. Почуяли собаки опасность, начали не спеша расходиться.

Едва заметно занималась заря.

Робко постучалась в ближнюю хату. К жилью вела расчищенная дорожка, ограда из жердей, калитки нет, крыльцо всего в две ступеньки. Прислонилась к входной двери, собираясь с мыслями, что сказать.

Не открывали долго, но она чувствовала: за дверью кто-то стоит. Рассматривали в щелку, наверное, гадали, кто это. В такую рань гости не приходят, а недоброго человека кому охота впускать в свой дом!

Наконец громыхнула деревянная задвижка, дверь приоткрылась, в проеме показался сутулый дед с кочергой наперевес в огромных ручищах, в полушубке, застегнутом на нижнюю пуговицу, сапогах, лохматой шапке. Походил он на первобытного пращура из школьного учебника, стоило лишь заменить кочергу на дубину.

— Здравствуй, дедушка, — сказала Зина как можно приветливее и улыбнулась ему.

Дед хмурил заспанные глаза.

— Ты откель взялась в такую рань? — вместо приветствия спросил он.

— Из Камышина добираюсь до Михайловки, — ответила она, придавая голосу ласковые интонации, — но дальше машина не идет. Замерзла я. Обогреться бы, если можно.

— А почему же нельзя?! Заходи, гостем будешь. Нас поразвеселишь своими рассказами. Ты чья будешь-то? В Михайловке я очень многих знаю, и родственники там есть.

Она назвала фамилию матери, сказала, что она у нее врач, живет там с недавних пор, до того работала в Батурине.

— Не, такую не знаю. Болею редко, — сказал дед, — потому к врачам не хожу. Баба моя тоже к ним не обращается, обходимся своими домашними средствами.

Вошли в комнату. Дохнуло теплом, молоком и навозом. Возле входной двери на соломенной подстилке лежал совсем крохотный теленок. Он попытался подняться, но ходившие ходуном кривые ноги расползлись и новорожденный плюхнулся набок, засопел и успокоился.

Второй день только ему, — сказала хозяйка.

Когда Зина сняла фуфайку, дубленое лицо деда приобрело приветливое выражение.

— Ты, никак, солдат? — в недоумении уставился он на нее.

— Демобилизовалась. Добираюсь домой.

— И документ у тебя есть? — поинтересовался дед, подозрительно поглядывая на валенки, явно не отвечающие военным образцам.

— Дали добрые люди в подарок, чтобы не замерзла, — постаралась Зина уйти от разговора о документах. Стала медленно осматривать комнату. Стол, лавки, икона, шкаф для посуды; вместо русской печи — пригрубок с объемной духовкой; фотографии на стене в большой рамке, у входа деревянная кровать.