Николай Стариков - Офицер особого назначения

— Сколько Зитцер платил за холостое посещение? — спросил Виктор, обернувшись к хозяйке, когда с Марией вышли за ворота.

— Посматривайте, возможно, через недельку навещу.

— Десятку, — сухо ответила она и, не попрощавшись, ушла в сад.

Солнце клонилось к западу. Идти в другое село не оставалось времени Решили воспользоваться приглашением бабули с крайнего подворья. Она обрадовалась возвращению понравившейся молодой пары, засуетилась. Поужинали яичницей из сухого порошка. Виктор перед этим плеснул по четвертушке стакана спирта, который разбавили водой. Хозяйка не моргнув глазом выпила, раскраснелась, повеселела. Молодые люди долго слушали рассказы старушки — как жили во время оккупации, в довоенное время.

— Все у меня было до войны, — говорила она, — теперь ничего нет. Ради чего все это? — вопрошала хозяйка, глядя на молчаливых постояльцев.

Молодежь вышла во двор проветриться. Там, где проходил грейдер, не видимый со двора, над горизонтом то и дело вспыхивало зарево автомобильных фар. Погода стояла тихая. На ясном небе мерцали мириады звезд, оттуда потоком лился невидимый свет, струилась прохлада. Мария передернула плечами.

— Ночью будет мороз, — пообещала она.

— Что ты такое говоришь?

— У нас в начале мая всегда бывают морозы. Стоит только зацвести черемухе, они тут как тут.

— Лезьте, милые, на печку, — сказала хозяйка, когда молодые люди возвратились в комнату. — Стелить у меня нечего. Там лежит полстёнка, на ней не замерзнете.

В кромешной темноте на печи они молча долго лежали, прижимаясь спинами к теплой шерстяной подстилке, прикрывающей голые кирпичи.

Виктор повернулся к Марии, столкнувшись с ней носом. Он поцеловал её в сочные губы, прижал к себе. Вместе с ощущением тепла женского тела пробудились неосознанные чувства. И тут же возник образ жены. Непроницаемая тьма не помешала Марии почувствовать эту перемену. Отстранилась.

— Не надо! Не хочу забеременеть. Не до этого теперь.

Так и пролежали до утра на теплой печи в обнимку, но врозь. Едва поднялось солнце, Виктор уже хозяйничал на бабкином подворье: подправлял, выправлял, заколачивал, прилаживал. Вместе с Марией подняли неповрежденный штакетник, прикрепили к опорам, порубили на дрова собранный в саду сушняк, снесли в сарай.

— Не знаю, как вас благодарить, милые, — прослезившись, сказала на прощание старушка.

— В следующий приход, — пообещала Мария, — ограду восстановим, еще что-то по хозяйству сделаем.

Опять дорога. Теперь в Слёзное.

Погода не изменилась, тем же остался ландшафт. Но холодок в отношениях, оставленный душевным сбоем Виктора, давал о себе знать, растворялся медленно против желаний одного и другого. Шли большей частью молча. Только где-то посредине пути Мария сказала:

— Если капитан не знает, куда плыть, попутного ветра его корабль не дождется. В какой-то книге читала об этом.

— Много чего на свете бывает. Даже штиль может наступить во время бури ненадолго, — ответил Виктор, — потом опять всё повторяется.

Но весна — это не осень, ненастная и холодная. Своим дыханием она способна смягчить самые зачерствелые сердца, вылечить израненные ненавистью души. Если же между влюбленными пробежала всего-навсего черная кошка, мрачные мысли, как снег на лугу под лучами солнца, исчезнут в считанные минуты.

Когда подходили к деревне, Мария уже вновь собирала цветы, плела из них тонкие веночки, крепила на своей и Виктора головах, отходила несколько вперед, любовалась. Виктора же вновь терзала мысль: как подступиться к выполнению задачи. Кое-какой опыт есть, но его совершенно недостаточно.

Не мудрствуя лукаво, решили действовать по своему шаблону. Осмотрели Слёзное издали. Село лежало в неширокой долине по обе стороны длинного пруда, напоминающего по форме слезу. Две ограничивающие его земляные плотины возвышались перед первым и после крайнего двора. На первый взгляд, поблизости не было объектов, которые могли бы заинтересовать вражескую разведку. Но по значимости в списке населенных пунктов, имевших осведомителей, Слёзное значилось под первым номером.

Крайний двор в селе находился возле оврага, сразу за плотиной. Возле деревянного забора стоял в замасленной телогрейке, стоптанных кирзовых сапогах угрюмый мужчина крепкого телосложения. Из-под низко надвинутой на лоб кепки на путников глядели глаза-буравчики. На приветственные слова подошедших ответил поднятием козырька.

— Чего меняете? — спросил он без какой-либо заинтересованности низким голосом.

Мария перечислила наличествующий для обмена товар. Показала яловые сапоги, повертела их в руках.

— Ворованного нам не надо, — огорошил пришельцев мрачный хозяин подворья.

— Ты чего! Бог с тобой, дядя! — искренне обиделась Мария.

— С жульем общих дел не имеем.

— Что же это, немцы вас снабжают, что ли? — съехидничал мужик.

— Поезжай в Белые Журавли, там на рынке этого добра пруд пруди, — вмешался в разговор Виктор. — Оскорблять нас не надо.

Во время торга Марии он внимательно рассматривал подворье, отметил про себя: по оврагу к дому можно пройти скрытно на дальность броска фанаты. А с торца дощатого сарая, подходящего к обрыву вплотную, имеется возможность незамеченным подойти к углу дома. «Бандитская богадельня», — мелькнула мысль.

На вопрос Виктора, часто ли бывают в селе меняльщики товаров на продукты питания, хозяин ответил кратко: «Откель мне знать?»

Упоминание Виктором имени Зитцера при обращении к Марии какой-либо реакции со стороны хозяина подворья не вызывало.

Обходили один двор за другим, но сведений, позволяющих выйти на слезнинского осведомителя, получить не удалось. К концу дня уставшие, удрученные неудачами поиска попросились заночевать к одинокой старой женщине. Коротко подстриженная, с обветренным лицом и руками, она копалась в огороде, несмотря на сгустившиеся сумерки.

Хозяйка угостила постояльцев сваренной в мундире картошкой, собственного изготовления ароматным ржаным хлебом, в ответ получила забытый на вкус кусок непиленого сахара. Разговора за столом не получилось. Они были расстроены безрезультатным хождением по селу, хозяйка же ушла в свои заботы.

Перед сном вышли во двор. Теплый вечер клонился ко сну. Послушали лягушачий концерт. Зеркальная поверхность пруда парила легким туманом. Молча направились в коридор. И тут через низкий плетень метнулись две тени. В грудь Виктора уперлись стволы двух немецких автоматов. Хриплый басок в темноте приказал:

— Не рыпаться! Стреляем без предупреждения. Между собой не разговаривать! Команды выполнять беспрекословно!

Не опуская автоматов, напавшие посовещались в сторонке, затем один из них направился вовнутрь дома. Через несколько минут он возвратился с поклажей задержанных. Взвалили все на плечи Виктора и по команде «пошли!» процессия двинулась по улице. Впереди и позади пленников шли автоматчики. От волнения и вечерней прохлады Марию била нервная дрожь. Она прижималась плечом к Виктору, пытаясь согреться и успокоиться, но его руки были заняты, и лишь локтем смог он прижать её руку к себе.