Сергей Скрипник - Смерть в рассрочку

Слева коротко ударил автомат. И тут же, разрывая и дробя караван, на тропе взметнулось пламя семнадцати взрывов. С задержкой для взмаха рук еще семнадцать кустов огня вздыбились среди ревущих в предсмертной агонии животных, кричащих от страха и боли, лежащих, ползущих, мечущихся людей. Разом зарокотали семнадцать автоматов. Свинцовые плети безостановочно хлестали по тропе, сея смерть всему, что там еще оставалось живого. Рванувшиеся к противоположному склону человек десять полегли у его подножья. Вынув пустой магазин, Кондратюк вставил другой, и дал вверх очередь трассирующих пуль. Грохоча, словно сапоги атакующих, обрушились вниз камни. С тропы раздалось два винтовочных выстрела, прозвучала очередь автомата. Туда, на вспышки, снова обрушился ливень огня.

Парни спустились вниз, и каждый в своем секторе обстрела занялся поисками фляг и бурдюком с водой. Изредка звучали выстрелы, добивавшие раненых.

— Передайте Марьясину и Черных, чтобы обеспечили охранение с флангов, — приказал командир.

Команда прошумела по цепи влево и вправо. Кондратюк прошел несколько десятков метров вдоль оставшегося от каравана кровавого месива, поднял несколько фляжек. Лишь в одной оказалась вода, остальные были прострелены.

— Что, Валера, кажется, не очень мы разжились, — сказал, подойдя к обыскивающему трупы Савченко.

— Не очень, командир, — ответил прапорщик. — Я только одну флягу нашел.

— Так и должно быть. После такого огня… Пора заканчивать, — сказал майор.

Когда все собрались на условленном месте, Кондратюк окинул взглядом людей.

— Раненые есть? — спросил он. Молчание было наилучшим ответом.

— Отлично, — сказал Кондратюк. — Миша, сколько взято воды?

— Четырнадцать фляжек, — ответил Марьясин. — Много пробитых, а в некоторых вообще воды не было.

— Наверное, можно найти еще, если поискать, — сказал Черных. — Но рыться в этом… — Он покачал головой.

— Я искал бурдюки, — отозвался Малышев. — Нашел три. Все стекли. Да и того, что есть, хватит до дома. А караван-то липовый.

— Надо, чтобы хватило, — сказал майор. — А караван действительно ложный.

— Дозор что-то не спешит этим на помощь, — кивнул вниз Савченко.

— Все равно бы не успел, — заметил Куценко. — Далеко оторвался. Мы ведь тут минут за десять управились.

— Было бы желание, уже успел бы добежать до мин Чернышева. Но взрывов не слышно.

— Метров в двухстах левее переходим на ту строну тропы, — сказал Кондратюк. — Вперед, время дорого. Светает.

В рассветных сумерках они успели отойти от места боя километра на два. Еще два прошли, прихватив час светлого времени. Объявив привал на дневку, командир сообщил Жилину о разгроме ложного каравана, и дал новые координаты группы. Потом распорядился отодвинуть охранение подальше и приказал всем изучать местность в поисках вертолетной площадки.

Когда основная группа, позавтракав галетами, устраивалась на отдых, вернулся провожавший людей в охранение веселый Марьясин и с улыбкой сказал:

— Кончай ночевать, командир. Есть вполне подходящая площадка. Могут сразу два вертолета сесть.

Кондратюк выложил перед Жилиным все, взятое у подполковника Медведского. Тот бросил взгляд на доллары, повертел в пальцах золотой кругляк, затем внимательно посмотрел бумаги, отложил их в сторону и спросил:

— Ты понимаешь, что все это значит?

— Нет, — ответил Кондратюк. — Но догадываюсь.

— Парень ты умный, образованный, юрист все-таки, — заговорил подполковник. — И, наверное, догадываешься правильно. Так вот что я тебе посоветую, Игорь. Держи свои догадки при себе. А еще лучше — забудь о них.

Заместитель председателя КГБ, непосредственный начальник Сиворонова Андрей Андреевич Скрипун не очень-то поверил в автомобильную катастрофу с машиной генерал-лейтенанта, хотя вроде бы не было повода для сомнений. Он знал, что его верный, надежный помощник был не дурак выпить, мог позволить себе это и в рабочее время, когда находился по делам вне конторы, нередко в таком состоянии менялся местами с водителем, чтобы продемонстрировать свое мастерство вождения. Все подтверждало, что именно так произошло и на этот раз. В смятой, искуроченной машине, рухнувшей с обрыва, за рулем находился генерал-лейтенант. Экспертиза показала, что он, его адъютант и охранник находились в состоянии изрядного опьянения, водитель, как ему и положено, не принял ни капли спиртного. Тщательное исследование тел, проведенное по просьбе Комитета лучшими патологоанатомами и другими специалистами, показало, что потерпевшим не делали уколов, их не пытались отравить, в крови и мозгу не было ничего, что дало бы повод предположить использование психотропных препаратов. Ничто не указывало на возможность насильственной смерти, закамуфлированной под автомобильную катастрофу. И все же Скрипун сомневался. Во-первых, потому что знал о редкостно развитом у Виктора Степановича чувстве самосохранения, которое просто не позволило бы ему влипнуть в банальное автопроисшествие, тем более со смертельным исходом. При этом, во-вторых, все было настолько ясно, без малейшей зацепки, способной вызвать сомнения в достоверности происшедшего, что невольно наводило на мысль: если это все-таки не катастрофа, то дело проделано высококлассными профессионалами. Такие нашлись бы в его конторе. Почему бы им не найтись и в другом месте? А раз появились сомнения, он обязан был проверить их основательность или, напротив, убедиться в их необоснованности.

Генерал-лейтенант Сиворонов давно заслужил право самостоятельно, без лишнего вмешательства и опеки начальства решать поставленные перед ним задачи. Однако он, как правило, вел запись своих телефонных переговоров. Было известно, что и в то утро он с кем-то говорил по телефону, после чего поспешно вышел. Но записи разговора не было. Беседа Андрея Андреевича с Фаиной Николаевной, о давней связи Сиворонова с которой Скрипун, разумеется, знал, ничего не прояснила. В тот день она не встречалась с Виктором Степановичем. Она опоздала на работу, о чем заранее предупредила по телефону своих сотрудников, потому что у нее были дела в городе. Проверка показала, что дела действительно были, и как раз во время исчезновения генерал-лейтенанта. Если бы ему было известно об отношениях Сиворонова с ее дочерью, тогда он, конечно, копнул бы глубже. Но, в конечном счете, докопался бы лишь до мошеннической проделки Сиворонова с местной наркомафией, которая, вероятно, с ним и расправилась. А Фаина Николаевна не хотела делиться этой неблаговидной информацией о любимом человеке с его начальником.

Не мог он не вспомнить и о генерал-майоре Ермолине, которого столь жестко шантажировал покойный. Но тот в это время был в Афганистане. Правда, выехал туда раньше, чем планировалось. Однако он вовсе не обязан был сообщать об этом ни Сиворонову, ни кому-нибудь другому из КГБ, поскольку согласия на сотрудничество не давал. И все же… В его отсутствие из советского посольства в Канаде был отозван его сын. Проверка показала, что сделано это было без вмешательства отца либо кого-то другого из ГРУ. Просто перед тем, как отправить его с повышением в должности в другую страну, он должен был поработать некоторое время в соответствующем отделе МИДа. «Ну, этот-то никуда от нас не денется, — подумал Андрей Андреевич. — Впрочем, как и его отец». Компромат на сына покойный Виктор Степанович подготовил основательно. Скрипуну было известно, что генерал-майор, вернувшись из Афганистана, тут же убыл в другую командировку. Информаторы из ГРУ пока не знали, куда и на какой срок. Но в свое время Сиворонов дал ему на размышление месяц. Из этого Ермолин и будет исходить, если не хочет отдать на заклание своего Максима. Он не может не понимать, что отзыв сына в Москву не меняет дела.