Аллен Даллес - Асы шпионажа

Каждая из новых групп деловито «приступила к работе», сообщив в Лондон координаты площадок для сброса для их нужд грузов, на которые они и стали поступать регулярно. В начале декабря мы подготовили обзорный доклад о положении дел, который передали радиограммой в Лондон. В нем мы сообщили, что уже создало восемь окружных групп, в которых обучается около 1500 человек. Этим бойцам требуется, вполне естественно, одежда, белье, обувь, велосипедные шины, табак, чай и тому подобное. В итоге мы получили в середине декабря 32 контейнера общим весом порядка 5 тысяч килограммов, которые были сброшены на четыре указанные нами ранее площадки.

По имевшейся у нас информации, в середине января в секретных школах Англии заканчивали обучение набранные ранее агенты, часть которых предусматривалось отправить в Голландию. И действительно, с 18 января по 21 апреля 1943 года к нам забросили еще семнадцать агентов, встреченных конечно же «комитетом по приему». Большинству из них предстояло стать руководителями и инструкторами создаваемых окружных групп. На двоих агентов возлагались разведывательные задачи. Еще двое должны были организовать курьерскую связь из Голландии в Испанию через Брюссель и Париж. Среди вновь прибывших было семь радистов с выделенными каналами радиосвязи.

К весне 1943 года потребность создаваемых в Голландии окружных групп в руководителях, инструкторах и радистах была полностью обеспечена. Передо мной и с несколькими моими помощниками стояла труднейшая задача – регулярно сообщать в Лондон о деятельности около пятидесяти агентов, что по различным причинам вряд ли могло долго продолжаться. Следовало попытаться убедить Лондон в необходимости сократить число задействованных каналов радиосвязи, оставив лишь наиболее интенсивно работающие. И мы предложили – в целях безопасности, естественно, – зарезервировать часть радиопередатчиков окружных групп. В результате число раций удалось сократить до пяти.

Хотя с осени 1942-го по лето 1943 года нам и пришлось прекратить деятельность целого ряда включенных в игру радиопередатчиков, объяснив это провалом и ликвидацией их немцами, а также, как я уже отмечал, сократив число ряда окружных групп, все равно мы были вынуждены вести игру аж по четырнадцати каналам радиосвязи с Лондоном. И эту работу приходилось выполнять, повторяю, •силами всего шести радистов из подразделений полиции общественного порядка, которые были загружены до предела человеческих возможностей.

Мой рассказ о драматической стороне по выброске агентов и грузов на парашютах, попадавших прямехонько в наши руки, будет неполным, если не рассказать о попытках союзников разобраться в истинном положении дел в Голландии. И таких попыток было предостаточно. Следует отметить, что союзники при этом не учитывали того важнейшего обстоятельства, что не только каналы радиосвязи, но и агенты могли находиться в руках немцев.

Наиболее отчетливо одна из попыток провести такой контроль была отмечена нами в связи с операцией «Парсли» 21 сентября 1942 года. Приземлившийся на парашюте агент Джонгели (псевдоним Ари), вне всякого сомнения, как раз и прибыл к нам с этим заданием.

Вскоре после своего ареста он сообщил, что сразу же после прибытия на место должен дать следующую радиограмму:

«Скорый поезд был отправлен вовремя».

Это условие поставило сотрудников полиции безопасности, которые его допрашивали, в такое положение, выхода из которого они не видели.

Всю ночь при проведении операции «Парсли» я накопился на месте высадки в нескольких километpax восточнее Ассена и возвратился в Гаагу около семи часов утра. Не успел я уснуть, как меня разбудил телефонный звонок. Было девять часов утра. Звонил сотрудник отдела Шрайэдера, который проводил допрос, и сообщил о том, что ему поведал Джонгели. К изложенному он добавил, что такая радиограмма должна быть отправлена предположительно в одиннадцать часов.

Через полчаса я сидел уже напротив агента в Биннехофе. Это был мужчина в возрасте около сорока лет с полным, продубленным ветрами лицом, который в течение длительного времени был главным радистом голландского адмиралтейства в Батавии.

После непродолжительной беседы с ним я убедился, что за довольно длительный период службы в Индонезии он, скорее всего, научился некоторым азиатским хитростям. С неестественно неподвижным и не отражавшим никаких эмоций лицом он на все мои вопросы повторял: если не передаст в одиннадцать часов обусловленную радиограмму, это будет означать, что он попал в руки немцев.

В конце концов я сделал вид, что он меня убедил, и сказал, опустив голову как бы в глубокой задумчивости, что такую радиограмму мы в одиннадцать часов обязательно передадим. Когда же, быстро вскинув голову, я взглянул на него, то успел заметить в какую-то долю секунды оттенок триумфа в его глазах. Мне сразу же все стало ясно: радиограмма будет означать обратное.

В одиннадцать часов по рации «комитета по приемке» мы передали в Лондон:

«Сообщаем, что при проведении операции «Парсли» агент Ари приземлился неудачно и потерял сознание. Он доставлен в безопасное место. Врач установил у него сотрясение мозга. Все остальное в порядке, грузы надежно укрыты».

Через три дня мы включили в очередную радиограмму слова:

«Ари вчера пришел на короткое время в сознание. Врач надеется, что он скоро поправится…»

А на следующий день в радиограмме уже говорилось:

«Ари вчера вечером внезапно скончался, не приходя в сознание. Похороним его, как положено, на большом лугу. После окончания войны ему будет установлен памятник».

Случай с агентом Ари я рассказал для того, чтобы показать всю сложность проводившейся операции, когда одно лишь неправильное наше сообщение могло бы приоткрыть Лондону глаза на происходившее. В подобных случаях нам приходилось заявлять, что такие агенты либо «мертвые», либо попали в руки немцев. Даже большое число «несчастных случаев» было для нас менее опасным, чем хоть одна «хитрая» радиограмма. Вскоре после происшествия с Ари Лондон потребовал, чтобы Джамброис прибыл в Лондон для отчета, назначив на время своего отсутствия заместителя. Это требование подтвердило сказанное им в свое время – что через три месяца он должен будет возвратиться в Лондон.

Поначалу мы сообщили о невозможности его поездки, объяснив это необходимостью его личного присутствия в связи с некоторыми осложнениями, возникшими в ходе создания шестнадцати окружных групп. Затем он подыскивал себе подходящего заместителя. Мы снова и снова придумывали различные отговорки, в том числе связанные с длительностью и опасностью отправки его через Бельгию и Францию в Испанию. На том и закончился 1942 год.