Владимир Жарко - Воздушные разведчики

– У вас служил летчик Саевич?

– Да, у нас. Но он погиб девятого сентября.

– Рано похоронили. Жив Саевич! Приезжайте в комендатуру Смоленска и заберите. Слишком уж в полк рвется. Боюсь, как бы пешком не рванул!

Командир эскадрильи майор Г. А. Мартьянов тотчас же отправился в Смоленск. Но нелегко было проехать на «виллисе» по дорогам, забитым колоннами автомашин, танков, артиллерии – войска спешили на запад. Лишь к вечеру он добрался до комендатуры. Там действительно встретил Тимофея Саевича, которого в общем-то трудно было узнать: тот едва стоял на ногах, с распухшим от ожогов лицом, покрытым отросшей за две с лишним недели щетиной, с забинтованной головой, в рваном и грязном обмундировании. Георгий Алексеевич подбежал к Тимофею. Крепко обнялись, расцеловались, даже прослезились. На это у каждого были свои причины: Мартьянов – оттого что увидел живым боевого товарища, на которого уже отправили похоронку; Саевич – оттого что закончились мытарства фашистского плена и он снова сможет летать в дымном небе войны.

Пожав руку коменданту, Мартьянов повел ослабевшего Саевича к машине. По дороге в полк Тимофей расспрашивал об однополчанах. Очень обрадовался, узнав, что Иван Русанов вернулся в полк. А Георгий Алексеевич все еще не мог подобрать нужного тона, чтобы сказать об отправленной похоронке. Потом все-таки решился:

– Так уж вышло, Тимофей: огорчили мы твоих родителей. По всем данным получалось, что ты погиб. Вот и сообщили им об этом в деревню Сухополь.

– Инзерский сельсовет Архангельского района? – уточнил Саевич, будто заново узнавая адрес родных. – В общем-то вы были близки к правде. Случилось со мной такое, даже вспомнить страшно…

Саевич выбросился из горящего самолета на высоте 4000 метров. Дернул вытяжное кольцо. Парашют раскрылся, но Тимофей почувствовал, что падение по-прежнему стремительное. Посмотрел вверх и увидел дыру в куполе – парашют прогорел, видимо, еще в самолете. Обогнал Русанова и увидел, как с огромной скоростью надвигалась земля. «Все, конец!» – мелькнула мысль. А умирать так не хотелось. Уже перед самой землей еще раз посмотрел вниз и увидел, что опускается на крону огромного дерева, одиноко стоявшего у дороги. Услышал, как затрещали ветки. Ударился о землю и потерял сознание. Пришел в себя в кузове грузовика, который подпрыгивал на ухабах. Открыл глаза и увидел над собой двух автоматчиков в серо-зеленых шинелях. Один из них буркнул: – Рус капут!

«Плен?» – обожгла мысль, и рука потянулась к кобуре, но она была пустой. От нестерпимой боли снова и снова терял сознание. Смутно помнил, что грузовик остановился у сарая. Фашисты сбросили Саевича на солому. К вечеру в сарай вошел немец, очевидно санитар или фельдшер. Смазал обожженные места па теле Тимофея, перевязал голову, из которой сочилась кровь.

На следующий день Саевича перевезли в лагерь военнопленных, огражденный колючей проволокой. Вдоль нее расхаживали часовые с винтовками и собаками. Начали вызывать на допросы. Тимофей молчал. Его избивали, пытали самыми изощренными способами. Он терял сознание. Его отливали водой, допрашивали снова и снова. Саевич не проронил ни слова.

Тогда Тимофея поместили в барак, в котором на двухъярусных нарах лежали тяжело раненные в боях пленные. Их кормили два раза в день баландой из гнилой картошки и капусты. Еще выдавали испорченные рыбные консервы. От голода и инфекций люди умирали – ежедневно из барака выносили десятки трупов. Саевич решил: «Бежать! Уж лучше пусть убьют, чем умирать здесь!» Об этом он думал днем и ночью, представлял четко, что совершить побег в одиночку невозможно. Начал искать единомышленников среди пленных. Понимал, что и это рискованное дело – гитлеровцы засылали в лагерь провокаторов. Однако нельзя же остерегаться всех! Ведь в лагере – советские люди!

Подобрались еще трое таких же, как он. Все они решили попытаться бежать. Фамилии свои умолчали, называли один другого по именам. Больше других Тимофею понравился Павел – серьезный, рассудительный парень. Украинец Степан даже там, в лагере, оставался балагуром, весельчаком, любителем рассказать анекдот. И еще – Федор, высокий, болезненный, по характеру решительный, резкий. Несмотря на все различия, их объединяло горячее желание скорее вырваться из фашистского ада, взять в руки оружие и снова продолжать борьбу против гитлеровцев.

Степану удалось познакомиться на кухне с пожилым человеком, вместо ноги у которого был протез. Он оказался настоящим патриотом, рассказал, в какое время сменяются часовые, в каком месте лучше всего сделать проход в проволоке. Принес кусачки для резки ее. Посоветовал заделать проход за собой, чтобы фашистские охранники не заметили так скоро побег.

День 15 сентября выдался сырым и хмурым, с самого утра и до вечера моросил нудный дождь.

– Пора! – сказал Павел. – Самое подходящее время – собаки след не возьмут.

Сначала он ушел вперед, бесшумно проделал проход в «колючке». Выяснилось, Павел был сапером, так что такое занятие для него оказалось привычным. Подал сигнал троим товарищам. Они осторожно подобрались к нему и пролезли под проволокой. Подождали, пока Павел заделал проход, поползли под все усиливавшимся дождем. Разобрались, что ползут по огороду, на котором росла капуста, свекла, морковь. Наткнулись на люк. Открыли его и спустились вниз, в канализационную трубу. Темно, хоть глаз коли. Продвигались на ощупь, надеясь, что труба выведет на поверхность. Однако конец трубы был зацементирован. Пришлось ползти назад. Но и другой конец трубы тоже был закупорен.

– Что будем делать? – растерянно спросил Степан.

– Придется сидеть здесь и ожидать прихода наших войск, – подумав, ответил Тимофей. – Готовится операция по освобождению Смоленска.

– Другого выхода у нас нет, – поддержал его Павел. – Сами видите: город забит фашистами. Они схватят нас, как цыплят, если вылезем отсюда.

– А если немцы обнаружат, что мы бежали? – засомневался Степан.

– Если да если, – передразнил его Павел. – Не заметят. Все сделано там нормально.

Установили очередность, кому и когда выбираться из трубы за капустой, свеклой и морковью.

– Переходим на овощную диету, – не удержался от шутки Степан. – Пища полезная, калорийная, совсем не та, что в лагере.

Через четыре дня беглецы не на шутку всполошились – кто-то открыл люк. Затем послышалась русская речь. Стало понятно, что бежала еще одна группа пленных. Степан предупредил их:

– Товарищи, купе занято, но свободные места найдутся. Давайте сюда. Сколько вас?

– Одиннадцать! – послышалось в ответ.

– Залезайте. В тесноте, да не в обиде.

Оказалось, что и этой группе помог тот же человек с протезом вместо ноги. В трубе не хватало воздуха, но никто не сетовал на это. Каждый предпочитал лучше умереть здесь, чем в лагере. Потеряли счет дням и ночам, ожидая освобождения.