Антон Чехов - А П Чехов в воспоминаниях современников

- Такой наушник, что и не приведи господь. Ежели в монастыре какая каверза вышла, то вся братия уже так и знает, что тут без Филарета не обошлось... Осудил, прости меня, богородица Одигитрия... Искушение...

Приходя в лавку и просиживая в ней по целым часам за сантуринским, о.Феодосий любил повествовать об Афоне. Его слушателями обыкновенно являлись завсегдатаи и Антоша.

- На Афоне благодать почиет, - повествует он. - На Афоне - всё иначе, лучше. Вот, к слову сказать, афонский грецкий орех. Скушай, Антоша, и посмотри, что за сладость... Сахар, а не орех... так и все там - одна сладость...

Антоша съедает орех и не находит в нем ничего особенного. Монах тоже съедает штуки три и затем обращается с просьбою:

- Дай-ка, Антоша, пряничка сладенького - горечь заесть...

Завсегдатаи любят спорить с о.Феодосием, и сейчас же один из них придирается к нему: /57/

- Как же вы, батюшка, говорили, что на Афоне у вас сладость, а сами горечь пряником заедаете?

- Это я - от немощи, а у нас действительно все сладость, - нисколько не смущается монах.

- А как у вас производится вечное поминание усопших жертвователей? продолжает завсегдатай.

- А так: ты пожертвуешь, а мы твое имя в книгу запишем и будем поминать до скончания века. У нас этих книг - многое множество: два подвала больших от пола до потолка завалены. Есть которые даже и сгнили от ветхости... Во время проскомидии становится перед царскими вратами душ десяток монахов, развертывают книги и начинают читать: Анны, Марфы, Никифора, Митрофана... Ежели ты тут, то и тебя прочтут... И так до конца века...

- И много душ помянут?

- А сколько успеют...

- Как же с теми книгами поступаете, которые в погребах сгнили?

- По тем книгам сам господь поминает во царствии своем...

- Значит, вы - жулики и мошенники! - решает злорадно завсегдатай. Берете с меня деньги, чтобы поминать меня вечно, а я у вас в погребе сгнил... Пропали мои деньги, и душа пропала... Мошенники вы и есть...

Отец Феодосий озадачен и не знает, что отвечать.

- Монах есть свет миру! - вдруг выпаливает он. - Без монаха мир давно пропал бы.

- Свет или не свет, а вы - мошенники, - стоит на своем завсегдатай.

- Монах есть столп! - продолжает о.Феодосий.

- Мало ли столбов! Вон и фонарь на столбе стоит, - потешается завсегдатай.

- Монах есть светильник, - надрывается инок. - Он вам всем светит...

- Хорош светильник! - иронизирует противник. - Приедет сюда - водку пьет, вино пьет и до отвала ест...

- Неправда! - хрипит о.Феодосий. - Инок есть ангельский чин. Он есть пост и воздержание...

- Какое же это воздержание, коли ты на наших глазах четвертый стакан сантуринского хлещешь?.. /58/

- А хоть бы и пятый? - начинает уже злиться о.Феодосий. - Если тебе бог ума не дал, то и молчи!

- Ладно. Я без ума, да честный человек, а ты с умом, да мошенник и обманщик... Вечное поминовение выдумали...

- Ежели я - мошенник, то ты - дурак. И за эти слова с тебя на страшном судилище взыщется...

Отец Феодосий брызжет слюною. Все завсегдатаи дружно хохочут. Смеются и Андрюшка с Гаврюшкой. Один только Антоша делает над собою усилие, чтобы не засмеяться. Он чувствует, что монах прижат к стене, - и ему жаль его.

- Что, отче, съел? - допекает торжествующий завсегдатай. - Уже до судилища договорился...

Отец Феодосий растерянно смотрит по сторонам, как бы ища защиты, и потом вдруг, точно озаренный свыше, отвешивает земной поклон обидчику.

- Прости Христа ради... Я, грешный, ввел тебя в искушение...

Теперь завсегдатай чувствует страшное смущение и даже неожиданный испуг.

- Что ты, что ты, отец Феодосий! - бормочет он. - Зачем в ноги?.. Это у нас только так разговор был...

Монах поднимается и обводит всех торжествующим взглядом: он победил, и победил - смирением, как и подобает иноку...

- Прикажи-ка, Антоша, подать на мировую еще стаканчик сантуринского, говорит он примирительным тоном.

Вино приносят. В дверях вдруг совершенно неожиданно появляется Филарет и устремляет грозный солдатский взгляд на стакан.

- Мы тут... тово... богомыслием... богомыслием занимаемся, - начинает лепетать о.Феодосий.

- Вижу, що богомыслием, - круто обрывает о.Филарет. - Давай и мiнi вина! Чем я хуже Хведосiя?!

Приносят вина и о.Филарету. Завсегдатай вступает с ним в разговор:

- Отец Феодосий говорит, что у вас на Афоне...

- Бреше! - обрывает, не дослушав, о.Филарет.

- Что у вас на Афоне всенощная тянется...

- Бреше, як сивый мерин, - не дает договорить о.Филарет. /59/

- От вечера и до утра будто бы тянется всенощная...

- Бреше... Вiн все бреше...

- А правда, что во всей Турции только у вас на Афоне колокола дозволены?

- Бреше, бреше, бреше... Хведосiй все бреше...

- Да это не отец Феодосий говорил, а я в книжке читал...

- А як читав, то - правда...

Отец Филарет тоже выпивает несколько стаканов сантуринского и разговор ведет отрывисто и желчно: все у него брешут. И весь мир брешет. Больше от него нельзя добиться ничего. Из его разговора вытекает, что не брешет только он один. Почувствовав в голове хмель, он поднимается и направляется к выходу.

- Куда теперь, отец Филарет? - спрашивают его завсегдатаи.

- Пiду на судно в гавань. На судне у нас всеношна скоро начнется.

Отец Филарет, ни с кем не простившись, уходит. Вскоре вслед за ним поднимается и о.Феодосий.

- Пойти и мне на наше суденышко помолиться! - решает он. - Благолепная у нас нынче будет всенощная... Канон трогательный... Стоишь, слушаешь - и как бы на небеси...

Вздохнув несколько раз от умиления, монах уходит. Вскоре уходят один за другим и завсегдатаи. Лавка пустеет, и Антоша погружается в чтение Майн-Рида. Вскоре приходит и Павел Егорович.

- Отец Феодосий и отец Филарет были здесь без вас, - докладывает Антоша.

- А ты их угостил чем-нибудь? - озабоченно спрашивает Павел Егорович.

- Сантуринское пили...

- Ну, это хорошо. Где же они теперь?

- Ушли к себе в гавань на судно, ко всенощной. Отец Феодосий говорил, что у них сегодня канон будет читаться очень трогательный...

На лице Павла Егоровича выражается сокрушение.

- Как жаль, что я их не застал, а то и я отправился бы с ними... Я давно уже собираюсь помолиться у них на корабле... Служба у них умилительная, по афонскому уставу... Сходить разве? /60/

Павел Егорович погружается в глубокое раздумье. В это время в лавку входит старая нянька Александровна, которая выходила и вырастила Антошу.

- Антоша, иди, тебя мамаша зовет, - обращается она к нему, а затем, по его уходе, говорит Павлу Егоровичу: - А у нас - чудеса, Павел Егорович. Нарочно пришла вам сказать... Вы бы ваших монахов хоть бы в комнату взяли, а то ведь срам: оба - выпивши и спят невесть где: один приткнулся в курятнике, а другой - в конюшне, прямо в стойле заснул...

- Не может быть?! - удивляется Павел Егорович. - Ведь у них на корабле сегодня всенощная...